руки изо всех сил. Я всего лишь хотела выжить, любой ценой. Руки разжали, меня по-прежнему цепко держали под водой, не давая подняться наверх. Эта пытка длилась минут десять, но для меня прошла вечность.

Когда в глазах прояснилось, я увидела, что плыву под водой. В темно-зеленой воде виднелись силуэты мамы, бабушки и прабабушки, маневрирующих с помощью хвостов. Юркая Вера уплыла далеко вперед. Обернувшись, я увидела свой серебристо-серый хвост. Мы проплывали мимо коралловых островов, мимо стаек желтых, красных и черно-белых пестрых рыбок. Я взглянула вниз и ничего не увидела, только темноту, должно быть, мы оказались на довольно большой глубине. В зеленом цвете всё казалось таким необычным, таким чудесным! Я засмотрелась на красную рыбку с ярко-зелеными волнистыми линиями по телу. Устремилась вниз и там, на песке, увидела раскинувшиеся морские звезды, островки морских губок и затаившегося осьминога. Рыбы всех расцветок проплывали мимо меня, завораживающее было зрелище, неповторимое!

Не знаю, сколько времени прошло (не уверена, что на глубине вообще есть такое понятие, как время), когда мы повернули назад. Уже почти у самого берега я вынырнула, описала полукруг и снова погрузилась в прохладную воду, за что получила потом нагоняй от мамы.

— Ты что, не понимаешь, что тебя могли заметить? — возмущенно шипела она, с трудом вдыхая воздух на берегу, — мы скрываемся поколениями, а она решила порезвиться!

— Да нет здесь никого.

— Могли бы быть.

Я смотрела, как ее хвост медленно трансформируется в ноги. Со всеми нами это происходило: ноги расклеивались, ступни приобретали прежнюю форму, жабры затягивались сначала тоненькой пленочкой, затем кожей, пропадали перепонки между пальцев на руках.

С тех пор я почти каждую ночь заплывала в море. С Верой, мамой или бабушкой, иногда одна, меня тянуло к морю непреодолимо. Вскоре мне стало мало ночных вылазок, и я стала заплывать и днем. Приходила к морю сразу после работы, после всех этих звонков, переговоров, брошенных трубок, нервных клиентов. Уплывала подальше от Кирилла, подальше вообще от мужчин. Подальше от фитнес-зала, ежедневных покупок, акций, скидок, анонсов фильмов, рекламы, телевизора, новостей, готовки, уборки, моды, стирки, неудобной обуви, новинок косметологии, гаджетов — всего, что меня бесило, но с чем приходилось мириться.

Среди толпы я вижу двух своих бывших подруг. Бывших, потому что мы разругались после выходки Кирилла. Она смотрят с любопытством, но без удивления. Возможно, не узнали, в воде черты лица искажаются. Я подплываю ближе к стеклу, чтобы дать им получше себя разглядеть. Юля почти не изменилась, всё та же худышка, за руку держит карапуза лет трех. А вот Ольга обабилась. Грудь обвисла, талия расплылась, корни волос не прокрашены и заметен птоз лица. Я медленно приближаю свое лицо к стеклу, рисую сердечко пальцами, и они ахают, узнавая.

Первый рыбак, которого я утопила — это было от испуга и неожиданности. Я никак не ожидала увидеть лодку ночью и беспечно ныряла под серебром лунного света. И при очередном прыжке внезапно увидела эту распроклятую лодку и ошеломленные глаза рыбака, застывшего с открытым ртом. Времени на раздумья не было. Перекинувшись через борт лодочки и схватив его за плечи, я стащила рыбака в воду и утянула на глубину, крепко удерживая, пока он не перестал сопротивляться. Медленно, с колыханием, тело его погружалось на глубину. Это было почти красиво. Но вернувшись домой, я осознала, что натворила. Убила человека. Меня затрясло, я дала себе слово больше никогда не оборачиваться русалкой. Свернувшись калачиком в кресле и прижимая вырывающегося кота к груди, я горько проплакала весь вечер. И следующий вечер. Это продолжалось неделю, пока в новостях не показали репортаж о пропавшем человеке. На фотографии было лицо того рыбака (его лицо врезалось мне в память, снилось всю неделю). Его не сразу хватились, некому было хвататься. Оказалось, что у него не было семьи, к тому же он был ранее судим и не имел постоянного места работы. Подозревали, что к его исчезновению могли быть причастны бывшие подельники. Пустую лодку так и не нашли, искали родственников, которые пожелали бы забрать тело. Это меня немного утешило. Должно быть, не очень хорошим он был человеком. Очевидно, что о нем никто и не скорбит, даже не вспоминает. Так я уняла свою совесть, и на следующий же день снова отправилась к морю.

За стеклом снова толпятся люди, некоторые поднимают детей, чтобы те получше меня разглядели. И среди зрителей я вдруг натыкаюсь на взгляд Кирилла. Он смотрит на меня неподвижно, пристально, не мигая.

Тогда, в фитнес-зале, я тренировалась, мельком взглядывая на накаченного брюнета. Вскоре он перестал наблюдать за мной и отвлекся на другую девушку, помоложе и покрасивей. Я постаралась скрыть свое разочарование, вернула штангу на место и отправилась в душ. Кирилл догнал меня на улице:

— Что, не удалось подцепить брюнетика? — небрежно осведомился он, шагая в ногу со мной.

Я фыркнула вместо ответа.

— Пойдешь завтра со мной в ресторан? — спросил он буднично.

— Какой? — машинально спросила я.

— Рыбный, на набережной. Не в кофейню же тебя приглашать, и тем более не в кино, там слишком много людей.

Уже через неделю я позволила Кириллу остаться на ночь, а вскоре ввела его в свой круг, познакомила с подругами. Я уже собиралась познакомить его с семьей, но не успела.

После того, как я утопила рыбака, я стала мечтать встретить Кирилла в море и утянуть его на дно. Я бы подплыла к его лодке, высунулась бы из воды в свете луны (на обнаженной груди — блестящие капельки воды), обвила бы руками его шею, прижалась бы губами к губам. А затем опрокинулась бы назад, утягивая его за собой, глубже и глубже, продолжая обвивать руками его шею.

Кирилл отводит глаза, его толкают в спину и теснят нетерпеливые посетители. Я плыву вслед за Кириллом, вверх, вниз, плавный хвост, до самого края аквариума.

После того, как я узнала свою русалочью природу, мы очень сблизились с мамой. Я заглядывала к ней почти каждый день. В выходные мы вместе ходили на пляж позагорать. Вера с нами ходила редко, она-то пользовалась бешенной популярностью у мужчин и всё свободное время пропадала на яхтах, ресторанах и вечеринках.

— Ты когда-нибудь кого-нибудь топила? — спросила я у мамы как-то невзначай.

Мама привстала, повернула голову в мою сторону и почти свесилась с шезлонга:

— Что-о-о-о? Ты что, утопила кого-то?

— Нет, просто спрашиваю.

— С ума сошла? Никто из нас никого не топит. Надо оставаться людьми.

Она снова вытянулась на шезлонге и опустила солнечные