— Вечером нас ждет бабушка. У нее новое увлечение — гадание по кофейной гуще.

— Бабушка заделалась гадалкой? А что с вышивкой?

— Ты ее знаешь. Ни одно увлечение больше двух месяцев ее не увлекает. Ну, хоть вкусный кофе попьем. С тортиком.

Мы посмеялись, нежась под лучами еще не слишком жаркого солнца.

Я осмотрела пляж. Людей было много, уже начали приезжать первые туристы. Тогда-то я и встретила двух других русалок. Мама с дочкой лет четырнадцати, они были бы похожи друг на друга, как две капли воды, если бы не разница в возрасте. Я догадалась, что они русалки, понаблюдав за ними. Чем-то они привлекли внимание, не знаю точно, чем. У обеих волосы были перевязаны пестрыми шелковыми платками. Они заплыли в море и вернулись только через три с половиной часа. Я внимательно осматривала пляж, ожидая их возвращения. Они подплыли к берегу справа от пляжа и лежали там по пояс в воде около пятнадцати минут. Если бы не яркие платки, я бы их не заметила. Я встала и подошла к ним, когда их ноги уже расклеились. Они торопливо поднялись и пошли мне навстречу.

— Привет, — сказала я, когда мы чуть ли не столкнулись.

— Привет, — улыбнулась та, что постарше.

— Отдыхаете тут?

— Отдыхаем.

— Нравится подводное плавание?

— Мы не занимаемся подводным плаванием, у нас нет аквалангов.

— Да бросьте, никто не совершает заплывов по морю на три часа.

— Мы совершаем, — ответила мать девочки, по-прежнему вежливо улыбаясь, — занимаемся профессиональным плаванием.

Девочка смотрела на меня испуганно. Мне хотелось признаться, что я и сама русалка, чтобы вытянуть из них ответное признание, но я не решилась. Отошла в сторону, чтобы освободить дорогу, и решила понаблюдать за ними следующие несколько дней и дождаться более удобного случая. Но мать с дочерью больше не появились на пляже, я тщетно высматривала их яркие платочки. Уверена, что они — русалки. Жаль, что я их спугнула, нужно было проявить больше деликатности, нам было бы, о чем поговорить.

В толпе посетителей я снова вижу Кирилла. Должно быть, он опять отстоял очередь, чтобы попасть в зал. Толпа несет его мимо меня, пока он пытается поймать мой взгляд. Я поднимаюсь вверх, раскручиваюсь и спиралью спускаюсь на дно. Толпа одобрительно гудит. Все поднимают телефоны и фотоаппараты. Все, кроме Кирилла. Он уже почти у выхода, и за секунду до того, как толпа выносит его за дверь, я посылаю ему воздушный поцелуй.

Тогда, после полутора месяцев счастья; уже после того, как Кирилл перестал появляться, я позвала в гости своих подруг, чтобы выговориться.

Но поддержки я так и не дождалась.

— Это так странно, поверить не могу, — сказала Юля, — Может, ты чем-то его задела? Что-то не так сказала или сделала? Он же так заботился о тебе, волновался за тебя. Сразу было видно, что он тебя очень любит.

Остальные закивали.

— А в какой момент тебе стало понятно, что он меня очень любит? — спросила я у Юли.

— Когда он начал собирать деньги на твое лечение.

— Мое лечение? А чем я, по-вашему, больна?

— Он не сказал, мы и не расспрашивали. После слов о том, что тебе осталось полгода жизни, если срочно не принять меры…

— И сколько вы ему отдали? — перебила я.

— Все накопления. Оля еще и машину продала. Кирилл велел ничего не говорить тебе, потому что ты из гордости откажешься от любой помощи. Погоди. Так ты здорова?

— Абсолютно. Вы попались на удочку мошенника.

— Это ты попалась на удочку мошенника. Это же ты нас познакомила, мы доверяли ему, потому что доверяли тебе.

Я возмутилась: я-то при чем. Мы ругались и спорили, обвиняя друг друга, припоминая все подробности знакомства в Кириллом, спорили до хрипоты. Они хотели, чтобы я вернула деньги. Делать этого я не собиралась ни при каких обстоятельствах. Свою голову на плечах нужно иметь. После этой безобразной сцены, взаимных обвинений, наговоренных гадостей, с грохотом захлопнутой двери мы больше не общались.

После того, как родные раскрыли мне глаза на мою русалочью сущность, я еще острее ощутила свое одиночество. Сближение с мамой немного помогало, но ей я не могла рассказать всё. Я искала кого-то, с кем можно было бы подружиться, быть откровенной, тотально принятой. Искала так отчаянно, что поторопилась и разоткровенничалась с первым встречным.

На пляже три раза в неделю организовывали вечеринки для туристов, с хорошей музыкой, праздничным освещением и веселым возбуждением, парящим в воздухе.

Этот большеротый, высокий, полный бородач в распахнутой рубашке подхватил меня и покружил, когда я сквозь толпу пробиралась к освещенному бару. Его смех был настолько заразительным, что у меня поднялось настроение. Поддавшись веселью, я отплясывала с ним на танцполе, вдыхая соленый ветер. Натанцевавшись, мы переместились к бару, а затем ближе к берегу, прихватив пару бутылок вина. Присели на один из пустых шезлонгов и затеяли пьяную беседу по душам.

— Ты бы знал, — говорила я, — как хорошо быть русалкой. Но мне не с кем разделить свой восторг, свои чувства. Родные — да, они поймут, наверное, но они уже давно растеряли новизну, понимаешь? Ты когда-нибудь терял новизну?

— Слушай, а ты права. Я терял! Непростительно много раз терял. Какая же ты умничка, что это заметила.

— Пообещай мне, что хотя бы новизну нашей встречи ты не потеряешь.

— Клянусь. Как можно забыть знакомство с русалкой?

— Ты мне веришь?

— Конечно, верю, — он приобнял меня за плечи и потянулся к губам.

Я отстранилась.

— Ну, иди ко мне, будь умничкой, — пробормотал бородач.

Мамин хахаль так говорил. Мне тогда было двенадцать. Я никогда никому об этом не рассказывала, кроме Кирилла. Старалась не вспоминать.

Сдерживая бешенство, я кокетливо предложила бородачу окунуться в море.

— Сейчас? — спросил он.

— Вода теплая. Когда ты еще поплаваешь ночью в море с русалкой.

Он расхохотался и принялся раздеваться. Я ногой подпихнула его вещи под шезлонг, чтобы никто не нашел.

Кирилл, подхваченный толпой, идет перед аквариумом в третий раз. В руках у него салфетка с нарисованными кофейными зернышками и надписью: «Прости меня. Когда мы сможем поговорить?». Под водой я кручу пальцем у виска. Как он себе это представляет? Я резко поворачиваюсь вокруг своей оси, вызывая аплодисменты.

Третьей моей жертвой стал самый нервозный в мире клиент. Мне приходилось общаться с ним по работе. Его утопление я спланировала. Не потому, что испытывала к нему злость или ненависть, просто поддалась инстинкту охотницы. Он отплывал от берега на моторной лодке, и я поплыла за ним. Рассказывать особо не о чем,