— Если вы утратили веру, почему вы по-прежнему считаете себя виноватым в смерти Франка?

— Вера укрепляет человеческий дух и придает ему огромную силу. Независимо от того, существует Бог или нет. Я столь убедительно молил Бога лишить Франка жизни! Утратив веру, я утратил и свою власть.

— Какое счастье, что вы больше не верите и уже не можете…

— Да. Поэтому второе убийство далось мне не так легко.

— Ах, так была целая серия убийств?

— В расчет идет только первое. Если ты убийца, то чувство вины не возрастает в зависимости от числа жертв. Не важно, сколько ты убил: одного человека или сотню. Стоит убить одного, а затем можно убить и сотню.

— Конечно. Зачем отказывать себе в маленьких радостях?

— Я вижу, вы не воспринимаете меня всерьез. Вы смеетесь надо мной.

— Если вы верите, что убили своего одноклассника, то вы не такой уж великий преступник.

— Вы правы, я мелкий преступник, не обладающий большим размахом.

— Как мне нравится эта самокритичность!

— Да, я убил всего двух человек.

— Всего лишь двух! Месье, вы не очень-то честолюбивы.

— Согласен. Я был рожден для большего. Но меня попутал проклятый демон вины, который помешал мне выполнить мое великое предназначение.

— Демон вины? Я думал, вы испытывали обыкновенное раскаяние.

— После убийства Франка — да. Но позже меня стало постоянно мучить чувство вины.

— Это началось после второго убийства? Как оно произошло? Вы наслали на человека порчу?

— Зря смеетесь. Чувство вины возникло у меня, как только я утратил веру в Бога. А вы веруете?

— Нет. В моей семье не было верующих.

— Забавно, когда о вере говорят как о гемофилии. Мои родители тоже не веровали, но это не помешало мне стать верующим.

— Но ведь сейчас вы атеист, как и ваши родители.

— Да, я утратил веру после одного случая, одного нелепого случая, который полностью перевернул мою жизнь.

— То есть вы пережили сильное душевное потрясение.

— Да, можно сказать и так. Мне было тогда двенадцать с половиной лет. Я жил у дедушки с бабушкой. В доме было три кошки, и в мои обязанности входило готовить им еду: я должен был открывать рыбные консервы и смешивать их с рисом. Отвратительная процедура. Меня тошнило от одного только вида рыбы и ее запаха. Но от меня требовали, чтобы я долго-долго разминал рыбу, пока она не образует с рисом единую массу, иначе кошки не станут ее есть. Я закрывал глаза и вслепую, на грани обморока, руками месил и месил эту кашу. Стоило мне только коснуться пальцами переваренного риса и рыбы, как на меня накатывала дурнота.

— Вас можно понять.

— Я не один год готовил это отвратительное месиво, но однажды произошло неожиданное; мне было тогда двенадцать с половиной лет. Я открыл глаза и посмотрел на кошачью смесь, которую приготовил собственными руками. К горлу тотчас же подступила тошнота, но я сумел ее подавить. И тут вдруг я непроизвольно засунул эту гадость в рот и проглотил.

— Фу!

— А вот и нет! Вот и нет! Мне показалось, что я не ел ничего вкуснее! Я был тщедушным мальчишкой, которого никогда не могли усадить за стол и кормили чуть ли не силой, а тут я с наслаждением съел эту мерзкую кашицу для животных. После чего я с ужасом осознал, что мне хочется еще этого рыбного клея, и начал горстями засовывать его в рот. Три кошки испуганно наблюдали, как их обед исчезает в моем желудке. Но я испытал куда более сильное потрясение, чем они: я понял, что ничем не отличаюсь от кошек. Я сознавал, что набросился на кошачий корм не по своей воле — меня заставила это сделать какая-то враждебная мне сила. В итоге я съел всю миску, до последней крошки. Кошачье семейство осталось в тот день голодным. Свидетелями моего падения были только кошки.

— Забавная история.

— Ужасная история, потому что с этого дня я утратил веру.

— Странно. Я неверующий, но не вижу связи: почему пробудившийся вкус к кошачьему корму заставил вас усомниться в существовании Бога?

— Причем тут вкус к кошачьему корму! Это сидевший во мне враг заставил его проглотить! До сих пор он молчал, а тут вдруг показал, что он в тысячу раз сильнее Бога, и я утратил веру не в Его существование, а в Его могущество.

— Так вы по-прежнему верите, что Бог существует?

— Да, потому что я постоянно оскорбляю его.

— А почему вы его оскорбляете?

— Чтобы заставить его как-то ответить на мои проклятия. А он не отвечает, словно у него совсем нет чувства собственного достоинства. Даже люди не так аморфны, как он. Бог — это полное ничтожество. Видите? Я его оскорбляю, а он молчит.

— А чего вы от него хотите? Чтобы он поразил вас молнией?

— Вы путаете его с Зевсом, месье.

— Допустим. Так чего же вы хотите? Чтобы он наслал на вас дождь из кузнечиков или чтобы вас поглотили воды Красного моря?

— Вы все смеетесь. Но если бы вы знали, как горько было убедиться, что Бог бессилен, а внутренний враг всемогущ! До этого дня я верил, что где-то на небесах живет незлобивый и благоволивший ко мне Владыка, а теперь я понял, что нахожусь в полной власти засевшего во мне жестокого тирана.

— Но что тут такого: съесть кошачий корм! Это же пустяк!

— С вами такое случалось?

— Нет.

— Тогда что вы об этом знаете? Поверьте мне, что это ужасно: сожрать кошачий обед. Прежде всего, это противно. Но самое страшное: после этого начинаешь себя ненавидеть. Смотришь на себя в зеркало и думаешь: «Этот сопляк сожрал целую миску кошачьей мерзости». И чувствуешь, что полностью зависишь от темной и ненавистной силы, которая притаилась у тебя в животе и громко потешается над тобой.

— Это дьявол?

— Называйте его как угодно.

— Мне все равно, как его называть. Я не верю ни в Бога, ни в черта.

— А я верю во врага. Есть Бог или нет — это еще надо доказать, а его всесилие и вовсе под вопросом. А внутренний враг то и дело напоминает о себе, и от него никуда не спрячешься. Я верю в него, потому что он непрерывно, днем и ночью, путается у меня под ногами. Этот враг изнутри разрушает все, что только может разрушить. Он против вашей воли обнажает червоточину, которая таится в любом предмете и в каждом человеке. Он высвечивает все, что в вас есть самого низкого, а заодно и подлость ваших друзей. Этот враг может замучить вас в один день. Он заставит вас ненавидеть самого себя. И если вам выпадет счастье встретить божественно прекрасную незнакомку, то по его приказу на ее небесных чертах вы различите печать смерти.

— Это он надоедает своими разговорами, когда пытаешься читать в аэропорту, в ожидании самолета?

— Да, в вашем случае это он. Быть может, он не существует вне вас. Вам кажется, что он сидит рядом, а он прячется у вас в голове или желудке и мешает вам читать.