— Нет, благодарю. Нам пора: идем на операцию Арчера. — С этими словами третьекурсник уверенно влился в спешившую в демонстрационный зал толпу, а первокурсник покорно последовал за ним.

Поднимавшийся от пола до потолка полукруглый амфитеатр оказался переполненным. Войдя, новичок смутно, словно в тумане, увидел длинные изогнутые ряды лиц, услышал приглушенное гуденье сотни голосов. Откуда-то сверху донесся непринужденный смех. Старший товарищ нашел свободное место во втором ряду, и оба не без труда втиснулись в пространство, предназначенное для одного.

— Отлично! — прошептал третьекурсник. — Прекрасно все увидишь и услышишь.

И правда, от операционного стола приятелей отделял только один ряд голов. Стол представлял собой неокрашенную поверхность — ровную, крепкую и безупречно чистую. Половину ее покрывала коричневая клеенка, а рядом, на полу, стоял полный опилок большой оловянный поддон. Чуть дальше, перед окном, располагался стол поменьше, где в строгом порядке лежали блестящие хирургические инструменты: щипцы, расширители, пилы, троакары и разнообразных размеров крючки. Отдельно, сбоку, располагался ряд длинных, тонких, чрезвычайно острых скальпелей. Возле всего этого богатства в свободных позах сидели два молодых человека: один заправлял в иглы нитки, а второй что-то делал с похожей на кофеварку, с шипением выпускавшей пар медной посудиной.

— Тот крупный лысый мужчина в первом ряду — это Питерсон, — почтительным шепотом пояснил третьекурсник. — Специалист по пересадке кожи. А рядом — Энтони Браун, который прошлой зимой успешно удалил гортань. Дальше сидят патологоанатом Мерфи и окулист Стоддарт. Скоро со всеми познакомишься.

— А что за люди вон там, возле хирургического стола?

— Да никто — просто ассистенты. Один отвечает за инструменты, а другой занимается «пыхтящим Билли». Так мы прозвали антисептический распылитель Листера. Надо сказать, что Арчер — ярый поборник карболовой кислоты и непримиримо враждует с Хейесом, главой школы безупречной чистоты и холодной воды. Эти светила смертельно друг друга ненавидят.

Две медсестры вывели женщину в нижней юбке и корсаже, и по рядам пронесся оживленный, заинтересованный шепот. Голову и шею пациентки прикрывала красная шаль. Лицо свидетельствовало о расцвете лет, однако в то же время красноречиво говорило о страдании и отличалось специфическим восковым оттенком. Женщина шла, понурившись, а одна из медсестер, обняв ее за талию, шептала на ухо слова утешения. Проходя мимо инструментального стола, пациентка бросила на него беглый взгляд, однако медсестры тут же увели ее прочь.

— Чем она больна? — с трепетом осведомился первокурсник.

— Раком околоушной железы. Особенно тяжелый случай: опухоль уже проникла за сонную артерию. Никто, кроме Арчера, не взялся бы оперировать. А вот и наш профессор собственной персоной!

В этот момент, потирая руки, в зал стремительно вошел невысокий, подвижный, похожий на морского офицера человек с чисто выбритым лицом. Сходство придавали большие светлые глаза, прямой твердый рот и четко очерченный подбородок. Следом за ним в аудитории появился высокого роста штатный хирург больницы в блестящем пенсне. Вокруг стола тут же разместилась стайка ассистентов.

— Джентльмены! — громким голосом, под стать решительным живым манерам, обратился к присутствующим профессор Арчер. — Здесь мы имеем интересный случай опухоли околоушной железы, исходно хрящевого генеза, впоследствии малигнизировавшей и требующей удаления. Положите больную на стол, сестра! Благодарю. Хлороформ, ассистент! Спасибо! Сестра, можете снять покрывало.

Пациентка легла на клеенчатую подушку, и внимательным взглядам наблюдателей открылась смертоносная опухоль. Само по себе новообразование выглядело даже симпатичным: цвета слоновой кости, оплетенное просвечивающими сквозь кожу голубыми венами, оно мягко изгибалось и спускалось от челюсти к груди. Однако изможденное желтое лицо и жилистое горло больной пугающе контрастировали с пухлой мягкостью и гладкостью чудовищного нароста. Хирург положил руки с обеих сторон опухоли и медленно пошевелил ее из стороны в сторону.

— Прочно держится на одном месте, джентльмены! — громко заявил он. — Вовлечена сонная артерия, яремная вена, и проходит за ответвлением нижней челюсти, куда нам придется проникнуть. Пока трудно предположить, насколько глубокое рассечение потребуется в данном случае. Попрошу поднос с карболкой. Спасибо! А теперь, пожалуйста, повязки, пропитанные карболовой кислотой. Мистер Джонсон, обеспечьте подачу хлороформа. И приготовьте маленькую пилу на тот случай, если придется удалить челюсть.

Из-под закрывавшего лицо пациентки полотенца донеслись слабые стоны. Она попыталась поднять руки и согнуть ноги в коленях, однако два крепких ассистента не позволили это сделать. И без того тяжелый воздух операционного зала наполнился едкими запахами карболовой кислоты и хлороформа. Из-под полотенца послышался приглушенный возглас, а потом высокий, дрожащий, монотонный голос пропел:

«Мой миленький сказал:

Если пойдешь со мной,

То станешь моей женой,

Станешь хозяйкой тележки…»

Песенка стихла, а потом и вовсе замерла. По-прежнему потирая руки, знаменитый хирург подошел к амфитеатру и обратился к сидевшему в первом ряду, непосредственно перед первокурсником, пожилому джентльмену:

— Правительство на грани провала.

— Чтобы удержаться на плаву, им вполне хватило бы большинства в десять голосов, — ответил тот.

— Не наберут и десятка. Чем оказаться перед фактом, лучше бы сами подали в отставку.

— На их месте я бы боролся до конца.

— Что толку? Даже если законопроект пройдет в парламенте, все равно не сможет получить поддержку в комитете. Я разговаривал с…

— Пациентка готова, сэр, — объявил ассистент.

— Разговаривал с Макдоналдом. Ладно, потом расскажу.

Хирург вернулся к столу, где неровно и тяжело дышала больная.

— Предлагаю, — снова заговорил он, едва ли не с нежностью поглаживая опухоль, — произвести свободный разрез наверху, возле задней стенки, а еще один сделать в нижнем конце, под прямым углом. Будьте добры средний скальпель, мистер Джонсон.

С расширенными от ужаса глазами первокурсник смотрел, как профессор Арчер взял длинный, узкий, блестящий нож, окунул его в оловянный таз с карболовой кислотой и покрутил в пальцах точно так же, как крутит кисть художник, прежде чем приняться за картину. Затем левой рукой решительно сжал кожу над опухолью. От этого страшного зрелища до предела натянутые нервы первокурсника окончательно сдали. Голова закружилась; почувствовав приближение обморока, он постарался отвести взгляд. Чтобы ничего не слышать и не видеть ужасных подробностей операции, он заткнул большими пальцами уши и уставился на деревянную спинку скамьи первого ряда. Единственного звука, единственного взгляда хватило бы, чтобы лишиться последней капли самообладания. Несчастный первокурсник старался думать о крикете, о зеленом поле, о плеске воды, об оставшихся дома сестрах — о чем угодно, кроме происходившего перед глазами кошмара.

Но звуки проникали в сознание даже сквозь плотно заткнутые уши, возвращая к происходящему. Бедняга услышал или решил, что услышал, долгое шипенье карболовой помпы. Затем осознал движение ассистентов. Донеслись ли до него стоны и еще один звук — жуткий, красноречивый звук текущей жидкости? Разум во всех подробностях