Повсюду — на каминной полке, на занимавшем центр комнаты большом столе и на письменном столе — в художественном беспорядке хранились термометры, шприцы для подкожных инъекций, скальпели и шпатели. На самом видном месте, на письменном столе справа, лежали экземпляры пяти книг, написанных доктором Хорэсом Селби по прославившему его вопросу, а слева, на толстом медицинском справочнике, красовалась огромная, размером с репу, модель человеческого глаза. Глаз открывался, демонстрируя хрусталик и две камеры.

Сэр Фрэнсис Нортон никогда не отличался особой наблюдательностью, однако здесь и сейчас с огромным вниманием рассматривал все мелочи обстановки. От острого взгляда не укрылась даже разъеденная кислотой деревянная пробка на одном из пузырьков, и баронет спросил себя, почему доктор не использует стеклянные. Отражавшие свет крохотные царапины на столе, небольшие пятна на кожаной поверхности письменного стола, написанные на этикетках химические формулы — ни одна даже самая мелкая подробность не избежала целенаправленного, преувеличенного внимания. Слух также заметно обострился: в ушах болезненно отдавалось тяжелое тиканье стоявших на камине массивных черных часов. И все же, несмотря на громкий отсчет времени и даже вопреки толстым старомодным деревянным панелям на стенах, баронет улавливал доносившиеся из соседней комнаты голоса и даже разбирал обрывки разговора.

— Второй игрок должен был принять…

— Но ведь ты сам взял последнюю карту!

— Как я мог пойти дамой, зная, что у него в запасе туз?

Из неясного гула общей застольной беседы выбивались разрозненные фразы. А потом внезапно послышался скрип двери, за ним последовали шаги по коридору, и, вздрогнув от нетерпения и ужаса, сэр Фрэнсис понял, что приближается переломный момент его жизни.

Доктор Хорэс Селби оказался высоким дородным человеком импозантной наружности. Крупный нос и твердый подбородок свидетельствовали о силе характера, однако в целом черты лица выглядели одутловатыми и лучше гармонировали бы с париком и шейным платком ранней георгианской эпохи, чем с короткой стрижкой и черным сюртуком конца девятнадцатого века. Он был чисто выбрит — очевидно, для того, чтобы оставить на виду редкой красоты рот — крупный, подвижный, с прячущейся в уголках губ доброй снисходительной улыбкой. Эта улыбка и пара полных сочувствия карих глаз заставляли пристыженных грешников выдавать свои самые сокровенные тайны. Искусно подстриженные небольшие густые бакенбарды начинались ниже ушей и, поднимаясь валиками, уходили в густые пряди начинающих седеть волос. Одна лишь внешность и величественное поведение этого человека уже вселяли в пациентов уверенность и надежду. В медицине, как и среди военных, благородная осанка и уверенные манеры убедительно свидетельствуют о прошлых победах и обещают победы будущие. Лицо доктора Хорэса Селби дарило утешение, как и большие, мягкие, белые руки, одну из которых он протянул посетителю.

— Прошу прощения за то, что заставил ждать. Конфликт обязательств, видите ли: с одной стороны, долг хозяина перед гостями, а с другой — долг врача перед пациентом. Но вот наконец я в вашем полном распоряжении, сэр Фрэнсис. Но, Боже мой, до чего же вы холодный!

— Да, замерз.

— И весь дрожите. Ну-ну, так никуда не годится! Этот дождливый вечер окончательно вас заморозил. Может быть, немного чего-нибудь согревающего…

— Нет, спасибо, доктор. Пожалуй, не стоит. Да и дрожу я вовсе не от холода. Просто очень нервничаю.

Доктор слегка повернулся в кресле и похлопал молодого человека по колену точно так же, как похлопал бы по шее встревоженную лошадь.

— В чем же дело? — спросил он, глядя через плечо в бледное лицо с испуганными глазами.

Сэр Фрэнсис Нортон дважды открыл рот, собираясь заговорить, но так и не издал ни звука. Вместо этого быстро нагнулся, поднял правую штанину, спустил носок и показал голень. Доктор взглянул и несколько раз щелкнул языком.

— Обе ноги?

— Нет, только одна.

— Внезапно?

— Сегодня утром.

— Хм…

Надув губы, доктор Селби задумчиво провел по подбородку большим и указательным пальцами.

— Можете чем-нибудь объяснить? — спросил он быстро.

— Нет.

Большие карие глаза приняли суровое выражение.

— Полагаю, незачем говорить, что без абсолютной искренности…

Пациент порывисто вскочил.

— Клянусь Богом! — воскликнул он горячо. — Мне абсолютно не в чем себя упрекнуть! Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы прийти к вам и лгать? Так вот, раз и навсегда: мне не о чем сожалеть.

Он стоял посреди комнаты с закатанной до колена штаниной и застывшим в глазах безысходным ужасом, представляя собой жалкое, одновременно трагическое и гротескное зрелище. Из соседней комнаты, где играли в карты, донесся очередной взрыв хохота. Доктор и пациент молча переглянулись.

— Сядьте, — строго приказал доктор. — Вашего заверения вполне достаточно. — Склонившись, он провел пальцем вниз по голени, а потом слегка приподнял ногу.

— Хм, серпигинозная сыпь, — пробормотал тихо и покачал головой. — Другие симптомы присутствуют?

— Зрение немного ослабло.

— Позвольте посмотреть зубы. — Доктор заглянул в рот и снова издал легкий щелкающий звук сочувствия и осуждения.

— Теперь глаза. — Он включил стоявшую у локтя пациента лампу, взял небольшое увеличительное стекло, чтобы сконцентрировать свет, и наискось провел по глазам пациента. При этом на полном выразительном лице возникло выражение глубокого удовлетворения — точно такого же энтузиазма, какое испытывает ботаник, найдя и положив в свой оловянный короб редкое растение, или астроном, наконец-то увидев в телескоп желанную комету.

— Весьма типично. Да-да, крайне типично, — заключил доктор, поворачиваясь к письменному столу и набрасывая на листке бумаги кое-какие заметки. — Что интересно, я как раз пишу монографию по данному вопросу. Просто поразительно, что вы смогли представить настолько четко дифференцированный случай.

Радуясь яркости симптомов, он совсем забыл о пациенте и едва ли не поздравил обладателя столь ценного материала. Но сэр Фрэнсис попросил разъяснений, и доктор снова обрел человеческое сочувствие.

— Мой дорогой сэр, — проговорил он утешительным тоном. — Нам с вами незачем вдаваться в сугубо профессиональные подробности. Например, если скажу, что наблюдаю паренхиматозный кератит, вам станет легче? Присутствуют также отчетливые признаки зобного диатеза. Говоря в общих словах, можно отметить, что заболевание системное и наследственное.

Молодой баронет без сил откинулся на спинку кресла. Голова упала на грудь. Доктор Селби проворно вскочил, подбежал к небольшому столику в углу комнаты, налил полстакана бренди и поднес к губам пациента. Тот медленно выпил, бледное лицо слегка порозовело.

— Возможно, я высказался чересчур резко, — заметил доктор, — но вы ведь наверняка знали природу своего заболевания. Иначе зачем вы ко мне пришли?

— Помоги мне Господь, именно это я заподозрил, но только сегодня, когда увидел ногу. Точно такая же нога была у отца.

— Значит, это от него?

— Нет, от деда. Слышали о знаменитом повесе, сэре Руперте Нортоне?

Доктор много читал и обладал цепкой памятью. Имя тотчас оживило в сознании порочную репутацию своего