Охранник в это время протиснулся к Даниилу Олеговичу.

– Как она прошла? – прошипел, не раскрывая рта, юбиляр.

– Оттолкнула охрану, – оправдывался тот. – Не драться же с ней.

– Вы не имели права пускать в зал без приглашения.

– …хочу тебе пожелать от всей души, чтоб ты не подох раньше времени, – с коварным оскалом, как показалось юбиляру, продолжала бывшая. – С молодой-то женой сил надо мно-ого, а мне страшно хочется посмотреть, как она тебя орогатит. И вообще, хочется увидеть, на что способна наша… матрешка. Что там она прячет внутри?

– Какого черта стоите? – зарычал Даниил Олегович на охранника. – Уберите ее! В холл выведите! Я следом приду.

Вышибала кинулся к эстраде. В это время в мобильнике послышалось «Алло!», Даниил Олегович отвернулся от публики, жаждавшей продолжения спектакля, заговорил с сыном:

– Срочно забери мать из кабака.

– Я не слышу, – сказал сын. – Повтори.

Не орать же! Даниил Олегович метнулся к выходу, но проход между стеной и стульями был слишком узок, чтоб проскочить быстро, пришлось ему крикнуть:

– Мать забери из ресторана!

– Буду через пять минут, я недалеко, – сообщил сын.

А Виктория Яковлевна подняла бокал выше головы и торжественно произнесла пожелания:

– За твое здоровье! Оно тебе пригодится. И за крепкие нервы! Пошел вон! – бросила она охраннику, пытавшемуся стащить ее с эстрады. – Я тебя прощаю, Нил, потому что ждет тебя нелегкая старость в одиночестве. Правда, при одном условии: если тебя не отравят, не придушат или не утопят в ванне. Да катись, болван! – отбрыкивалась она от охранника, хватавшего ее за платье. – И еще скажу: будешь ты локти кусать…

Охранник вскочил на эстраду, отнял у нее микрофон и отдал музыканту, затем забросил даму на плечо и пошел с ней к выходу. Она хохотала и била кулаками по его спине, слетели туфли, второй вышибала их подобрал. Впрочем, без микрофона гости слышали ядовитые выкрики жены в отставке:

– Ты еще не раз вспомнишь меня, погоди! Заодно запомни: это будет расплата…

Ее вынесли, наступила леденящая душу пауза в полнейшей тишине.

– Извините за инцидент, – громко сказал Даниил Олегович.

– Ребята, музыку! – встрепенулся тамада, внезапно вспомнивший о своих обязанностях.

Разумеется, в пляс никто не пустился, все сидели, как прибитые, не зная, что делать и как реагировать на выходку. Кое-кто незаметно переговаривался шепотом, пожимая в недоумении плечами. Некоторые низко опускали головы, очевидно, пряча гомерический смех, который так и рвался наружу. Но были и такие, кому инцидент не пролился бальзамом на душу. Эти сидели нахмуренные, не зная, куда деться.

А Даниил Олегович поспешил выйти из зала. В фойе Виктория Яковлевна порывалась встать из кресла, над ней стояли два парня, опуская ее за плечи назад. Даниил Олегович подошел к ней, зло процедил:

– Довольна? Осрамилась на весь город.

– И тебе праздник изгадила, – самодовольно рассмеялась она, не испытывая ни капли угрызений совести и стыда за выходку.

– Ты истеричка и дура. Пьяная дура.

– Посмотрим, кто из нас дурак, – выкрикнула она агрессивно, после чего заговорила смирно, будто не о себе: – Моя жизнь прошла рядом с тобой. Лучшие годы, лучшие! Я жила с тобой в коммуналке, подыхала от жары в Туркмении, когда ты работал вторым секретарем, родила тебе двоих детей, взяла на себя всю заботу о них и плюнула на свое призвание, когда ты делал карьеру. Я обеспечивала тебе покой и уют. Я сделала тебя, я! А потом ты меня выбросил, оставил тлеть в одиночестве. У меня нет больших денег, чтоб купить мужика и скоротать с ним старость, а ты купил себе сучку. Посмотри на себя в зеркало, разве может тебя любить молодая кобыла? Был бы хоть Домогаровым, я б поверила, что ты способен увлечь юную особу. Но ты же заурядный, с брюхом нажитых накоплений, без шеи, с лысиной, ни кожей ни рожей не удался. Повторяю: ты купил эту дрянь. А я не могу. Мы не в равном положении, поэтому я бешусь. А не потому, что страдаю по тебе. Много чести. Даже если б ты одумался, я б не приняла тебя, потому что презираю и брезгую, как брезгуют, наступая в дерьмо. Верни мне потраченные годы, тогда я оставлю тебя в покое. А сейчас хорошенько запомни: покоя тебе не видать…

– Мама! – окликнул ее Роман, монолог он слышал весь, так как зашел в фойе на словах отца «пьяная дура». – Перестань унижаться.

– Сынок? – удивилась она. – Как ты здесь оказался?

– За тобой приехал. Иди в машину.

Виктория Яковлевна взяла в руки туфли, тяжело поднялась и поплелась к выходу, но вдруг остановилась, не оборачиваясь, отчетливо выговорила бывшему мужу абсолютно трезвым языком:

– Ты не все у меня отнял. Дети мои. Не твои! Запомни это: мои! Будь ты проклят вместе со своей тварью. Думаю, я попраздную твое бесчестье. Должна же я получить компенсацию за то, что так обманулась в тебе.

Она гордо вышла из ресторана, а Роман колюче уставился на отца. Ему тридцать четыре года, в пику отцу он открыл свое предприятие, создающее серьезную конкуренцию, и преуспевает ого-го как. Впрочем, Даниил Олегович радуется его успехам, а конкуренции не боится, так как создал достаточно мощное дело.

– Доволен? – хлестко спросил Роман.

В лице и позе сына явственно читался немой укор, одновременно он отгородился от отца невидимой стеной отчуждения.

– По-моему, сейчас жалости достоин я, – мрачно сказал Даниил Олегович. – Она испортила мой юбилей, выставила себя и меня на посмешище…

– Ты давно выставил себя на посмешище, – отчеканил Роман без жалости. – Извини, я на стороне матери.

– Знаю, – вздохнул Даниил Олегович. – И не осуждаю. Думаю, пройдет время, и ты меня поймешь, сын.

– Не пойму, – не оставил ему надежды он и пошел к выходу.

– Ты забыл меня поздравить с праздником.

– Поздравляю, – бросил Роман через плечо и ушел.

Остаток вечера прошел в натянутой атмосфере.

Он обрадовался окончанию банкета, равнодушно следил за погрузкой подарков и букетов в две машины, прощался с гостями, которые делали вид, будто ничего не стряслось. Мда, разговоров теперь хватит на месяц. Домой вернулись в половине второго ночи, шоферы помогли перенести дары в дом, наконец-то Даниил Олегович дал волю возмущению:

– Нет, какая идиотка! С кем я жил столько лет?! Опозорила меня, детей, себя на весь город! Завтра об этом только и будут языками месить!

– Нил, умоляю тебя, не кипятись, – обняла его Ева. – Ну, поговорят, через два дня потеряют интерес, через неделю вообще забудут.

– Да нет, моя бывшая пообещала, что покоя мне не видать. Не пойму, что ей надо? Квартира отличная, машина есть, я положил на ее имя деньги, если не будет транжирить, надолго хватит. Что еще ей нужно от меня?!