«консерваторы» – практически лишился смысла. Это влияет не только на исход конфликтов или результаты выборов. Люди, которых я знал всю жизнь, отдаляются от меня в социальных сетях, когда репостят конспирологические истории из неизвестных мне источников. Подводные течения интернета разрушают целые семьи, как будто мы никогда не знали друг друга по-настоящему, как будто алгоритмы знают о нас больше нас самих. Кажется, будто мы становимся какими-то подмножествами собственных данных и эти данные перестраивают наши отношения и личности, руководствуясь собственной логикой – или даже в интересах других людей, которых мы не знаем и не видим.

Величественные носители старых медиа – лампы радиол и телевизоров, корешки бумажных книг и прессы печатных станков, из-под которых выходили газеты, содержавшие и контролировавшие определения и смыслы, то, кто мы есть и как мы общаемся друг с другом, как объясняем мир своим детям, как воспринимаем прошлое, как отличаем новости от мнений, сатиру от серьезности, верное от ложного, истину от фальши, реальность от вымысла, – все они пошли трещинами и развалились. А с ними – и прежние порядки: как соотносятся вещи между собой, как общаются между собой люди. Пропорции нашего мира расширились, вытянулись, исказились – мы оказались внутри головокружительной спирали, в которой слова теряют единый смысл. В Одессе, Маниле, Мехико, Нью-Джерси я слышу одно и то же: «Вокруг меня так много информации, дезинформации, всего на свете, что я уже не знаю, где правда». Часто звучат фразы вроде: «Я чувствую, будто мир плывет у меня под ногами». Порой я и сам ловлю себя на мысли, что всё, что казалось мне незыблемым, вдруг стало нестабильным, текучим.

Эта книга посвящена исследованию места крушения и поиску искр смысла, которые еще могут там теплиться. Мы поговорим и о мрачных уголках интернета, где тролли пытают своих жертв, станем свидетелями битв за истории, формирующие наше общество, и в конце концов попытаемся понять, как же мы определяем самих себя.

В первой части мы переместимся на Филиппины и берег Финского залива, где узнаем, как ломают людей с помощью новых информационных инструментов – куда изощреннее, чем это делалось КГБ в прежние времена.

Во второй части мы посетим Западные Балканы, Латинскую Америку и страны Европейского союза и узнаем, как можно ломать целые движения сопротивления и их мифологию.

В третьей части мы узнаем, как одна страна может уничтожить другую, практически не вступая с ней в контакт, размывая границы между войной и миром, «внутренним» и «международным» – и где самым опасным элементом может оказаться сама идея «информационной войны».

Четвертая часть посвящена изучению того, как спрос на политику, основанную на фактах, связан с определенной идеей прогресса и будущего и как ее коллапс открыл дорогу насилию и массовым убийствам.

В пятой части я буду доказывать, что политика сегодня превращается в борьбу за контроль над созданием идентичности. Все, от религиозных экстремистов до pop-up популистов, хотят создать новые версии «народа» – даже в Британии, стране, где самоопределение людей всегда казалось незыблемым.

В шестой части мы отправимся на поиски будущего – в Китай и Черновцы.

По ходу этой книги я путешествую – и не только в пространстве. Физические и политические карты, обозначающие континенты, страны и океаны, карты, с которыми я вырос, возможно, уступают в значении новым картам информационных потоков. Эти «сетевые карты» создаются учеными – исследователями больших данных. Процесс их создания называется «surfacing». Берется какое-то ключевое слово, сообщение или история и запускается в постоянно расширяющийся всемирный массив информации. После этого ученый начинает отслеживать, как пользователи, медийные источники, аккаунты в социальных сетях, боты, тролли и киборги [5] продвигают эти ключевые слова, истории и сообщения или взаимодействуют с ними.

Эти сетевые карты, напоминающие колонии плесени или фотографии далеких галактик, показывают, насколько устарели наши прежние географические представления. В них открываются неожиданные связи, посредствам которых любой человек из любой точки мира может повлиять на всех остальных. Российские хакеры выпускают в сеть рекламу проституток в Дубае вперемешку с анимешными мемами в поддержку ультраправых партий в Германии. «Укоренившийся космополит», сидя у себя дома в Шотландии, уводит активистов от полиции во время беспорядков в Стамбуле. За ссылками на айфоны скрывается пиар ИГИЛ…

Россия с ее эскадронами работников соцсетей то и дело встречается на этих картах. Не потому, что она все еще сильна и способна сворачивать горы, как это было во времена холодной войны, а потому, что кремлевские правители особенно преуспели в этом игровом аспекте новой эпохи или как минимум умеют убеждать в своем мастерстве остальных (что может быть еще важнее). Ниже я объясню, что это не случайно: именно вследствие поражения в холодной войне российские политтехнологи и медиаманипуляторы смогли адаптироваться к новому миру быстрее, чем кто-либо на так называемом Западе. В период с 2001 по 2010 год я жил в Москве и своими глазами видел тактики контроля общественного мнения (и его патологии), которые с тех пор распространились повсеместно.

Путешествуя по информационным потокам, сетям и странам, эта книга оглядывается в прошлое – на историю моих родителей и эпоху холодной войны. Но это не семейные мемуары; скорее, мне интересно увидеть, где именно история моей семьи пересекается с объектом моих исследований. Отчасти я делаю это, чтобы понять, как сегодня обесценились прежние идеалы и есть ли еще возможность извлечь из них хоть какую-то пользу. Во времена всеобщей неразберихи я инстинктивно обращаюсь к прошлому, чтобы найти способ размышлять о будущем.

Но пока я собирал материалы и писал главы о семейной истории, я вдруг осознал одну вещь: до какой степени наши собственные мысли, творческие импульсы и самоощущения сформированы не нами, а куда более мощными информационными силами. Если что и поразило меня в процессе изучения книжных полок университетской библиотеки, так это то, что для понимания механизма «формирования позиций людей» (по выражению французского философа Жака Эллюля) нельзя ограничиваться только лишь областью «новостей» и «политики», следует учитывать и поэзию, и школу, и язык бюрократии, и досуг.

Этот процесс отчасти более очевиден в моей семье, поскольку драмы и травмы в нашей жизни помогают увидеть, где начинается и заканчивается действие этих информационных сил, подобных природным стихиям.

Часть 1. Города троллей

Одним из самых очевидных противостояний в XX веке была борьба свободы слова и цензуры. После холодной войны свобода слова, казалось, одержала повсеместную победу. Но что если власть имущие сумеют использовать «информационное изобилие», чтобы найти новые способы заткнуть вам рот, уничтожить инакомыслие, вывернув наизнанку