Мэдисон. Пять футов четыре дюйма. Венец творения. Перевернула его жизнь вверх тормашками. Он – Мистер Крутизна – глазом не успел моргнуть, как она лишила его разума и заставила плясать под свою дудку. Привыкшая верховодить подругами, она и из него вила веревки. Он понятия не имел, как с ней сладить, вынырнуть из водоворота. Она хотела его всего. Душу и тело. Однако тогда оправдать все ее ожидания он не мог. Разрывался между работой и учебой, не выпускал из головы Оливера, от которого в любую минуту можно было ждать подвоха. Кроме того, он никогда ни перед кем не обнажал душу.

По сути, он потерял ее еще до того, как она до смерти напугала его своей предполагаемой беременностью. Запаниковал, повел себя не по-мужски. Швырнул в стену пиццу, напился как свинья. Наказание последовало незамедлительно.

Кейл уперся лбом в рулевое колесо. Жгли воспоминания. Когда он немного очухался, она помахала перед его носом справкой об отсутствии беременности. Высказала все, что о нем думает, даже больше. Мягко, но решительно указала на дверь, без особой надежды на прощение.

Хотелось ее наказать, и он не снимал трубку, когда она звонила. Через две недели он решил сменить гнев на милость, снова затащить ее в койку. Однако Мэдди, как и предупреждала, исчезла. Словно в воду канула.

Он был достаточно молод, самонадеян, чтобы долго мучиться. Постарался выкинуть ее из головы, сосредоточился на докторской диссертации, карьере и путешествиях. Одиночество не угнетало, он наслаждался свободой.

Прошло несколько лет. Брат умер, Кейла охватила свинцовая тоска. Разумом он понимал: как ни велико горе, время все лечит. Уход любого человека – невосполнимая потеря, но кончина брата согнула его в дугу, он места себе не находил.

Даже психолог оказался в психологическом тупике. Понимал только, что депрессия когда-то пройдет, а вот чувство вины, горечь и ответственность останутся навсегда.

Впрочем, они сопутствовали ему и при жизни Оливера. Вина от бессилия, которое он чувствовал во время безрассудных чудачеств брата. Горечь оттого, что не смог удержать его от поступков, причинявших боль окружающим. И ответственность.

Оливер был не просто бунтарем и шалопаем, а нередко казался Кейлу ненормальным.

Вина, горечь и ответственность. Бр-р. Жуть.

Он хорошо умел врачевать неврозы своих пациентов. Но сам жил как в полусне. Мог встречаться, флиртовать, даже заниматься любовью. Но, по сути, оставался холоден. Не успевал или не мог воспылать чувствами, либо не хотел. И не желал брать на себя ответственность за другого человека, порядком устал от этой роли.

Встреча с Мэдди вскружила ему голову, как волшебное возвращение в молодость, золотое время, когда он считал себя интеллектуалом и хозяином судьбы. И не думал о всяком вздоре.

Почему бы не пропустить с ней рюмашку?

Просто посидят, посмеются и расстанутся друзьями. Теперь он старше и сильнее и понимает, что отдать сердце другому человеку – значит ввергнуть жизнь в полный хаос. Он этим сыт по горло. Фишка в том, чтобы события не вышли из-под контроля. Вообще, этой теме посвящена его диссертация, да и собственного житейского опыта хватает.

После жизни с сумасшедшим Оливером что ему эта кареглазая искусительница? Разве она сможет вывести его из равновесия?

Мэдди поддержала неосторожного или перебравшего гуляку, чтобы не упал в воду. Тяжелые чернильные волны накатывали на деревянные сваи внизу. Она старалась сосредоточиться на звуках и запахах лета, переходящего в осень.

Взгляд скользнул по поверхности моря и наткнулся на новый катамаран у причала. Неужели мечта Кейла обзавестись таким корабликом наконец сбылась?

Боже, как она устала! Не осталось сил даже просто пересечь автостоянку и подняться в квартирку. Отдохнуть бы! Но заснет ли она? Когда-то задвинула Кейла в дальний уголок сознания и приказала себе никогда о нем не думать. Но теперь нахлынули воспоминания.

– Мэдди!

Она медленно повернулась и невольно улыбнулась. С развевающимися на ветерке волосами и еле видными в полумраке широко раскрытыми глазами он напоминал себя прежнего, легкомысленного и безрассудного.

– Привет. Обслуживай себя сам.

Кейл налил себе немного мерло, поднял стакан на уровень глаз и улыбнулся уголками рта:

– Вижу, хочешь спросить. Да, она выиграла ужин со мной на аукционе холостяков. Самые тоскливые три часа моей жизни.

– О! – У Мэдди в глазах блеснули веселые искорки. – Она весьма… э-э… сексуальна.

– Весьма. Только не уверен, кем бы она была без силиконовой накачки.

От него исходило тепло, аромат мыла смешивался с запахом тела и моря. Кейл махнул стаканом в сторону нового катамарана и присвистнул:

– Кораблик что надо!

– Новый. То есть в нашей гавани. Пришвартовался сегодня.

– Новый во всех смыслах. Двухвинтовой, конечно, с двумя двигателями, улучшенные изгибы, длина ватерлинии почти сорок пять футов.

Мэдди согласно кивнула, хотя сути не уловила. Он выжидательно посмотрел на нее.

– Не очень в этом разбираюсь.

– Он отлично идет против ветра, да и устойчивость хорошая.

– Ты раньше ходил в море?

– Когда закончил диссертацию, устал как собака, и мы с Оливером отправились в плавание до Занзибара. Два года путешествовали. Ни до, ни после я не испытывал такого страха. И это не пустяки, ведь я близнец Оливера.

Сумасшедший Оливер и его экстравагантные выходки.

– Конечно, не пустяки. А что случилось?

– В Мозамбикском проливе налетел тропический шторм. Ураганный ветер, безумно большие волны.

– Безумный Оливер.

– Да. Он вопил и стенал. Мы дюжину раз едва не перевернулись, не спали двое суток, адреналин зашкаливал.

Кейл посмеивался, но с болью. Мэдди понимала тяжесть его утраты.

– Мне так жаль Оливера. – Смешной, необузданный, безумный Оливер.

– Мне тоже. – Кейл слегка коснулся ее плечом.

– У нас был непростой день. Можно поговорить о чем-нибудь другом?

– Неужели ты зарабатываешь себе на жизнь в этом баре? И ничего другого не найти?

– Да что ты? Днем я торгую травкой и своим телом. – Мэдди усмехнулась, поймав его веселый взгляд. – Когда мы расстались, я работала здесь по выходным до окончания учебы. А сейчас изредка помогаю друзьям, когда некому постоять за стойкой. Обычно они отпускают меня домой раньше.

– Поздновато ехать домой.

Мэдди почувствовала, что он готов ее защищать.

– Пойду пешком.

– Ты с ума сошла! Знаешь, чем это тебе грозит?

– Успокойся, око недремлющее. – Она кивком показала на дом. – Моя квартира на третьем этаже.