Питер Штрассер был личностью известной. Еще в возрасте пятнадцати лет он поступил на службу в германский военный флот, служил на кораблях. Затем поступил на обучение в Морскую академию, стал заметным специалистом морской артиллерии. Впоследствии перевелся из артиллерии в морскую авиацию, где дважды выигрывал стрельбы на приз кайзера Вильгельма. Войну встретил в должности командира дивизиона воздушных кораблей морского флота Германии. Офицер пропагандировал воздухоплавание в высшем командовании ВМФ и смог убедить адмирала фон Тирпица, давшего ему за энергию и одержимость прозвище «сумасшедший лейтенант», в перспективности дирижаблей и их необходимости для флота. В начале войны флот использовал дирижабли для морской разведки, патрулирования Северного и Балтийского морей и для установки минных заграждений. Штрассер же доказывал начальству, что дирижабли как нельзя лучше подходят для полетов в сложных метеоусловиях, для ночной бомбардировки удаленных объектов. Штрассер убедил компанию Цеппелина произвести к середине 1915 года 28 дирижаблей, способных долететь до Британских островов.

«Когда, наконец, армия поймет, что дирижабли не предназначены для ведения разведки и рекогносцировки?» — возмущался Штрассер. Он не стеснялся высказывать свое возмущение и высокому военному начальству, ратовавшему за отказ от использования цеппелинов в военных целях. «Разведка над линией фронта и в тылу — дело самолетов, маленьких, легких, быстроходных. Они мало уязвимы от огня с земли. Стихия дирижаблей — полеты ночью, в плохую погоду и обязательно на большой высоте. Их задача — подкрасться незаметно и обрушить на голову врага груз фугасных и зажигательных бомб».

Штрассер был уверен, что именно он, как древний галл, принесет войну на берега надменной Англии и заставит противника капитулировать в своем собственном логове.

«Сегодня мы владеем цеппелинами, являющимися самым современным оружием, и похоже, наши потенциальные противники понимают это, поэтому наша задача — постоянно и с большой энергией работать над его совершенствованием. Сверх того, мы должны в срочном порядке разработать стратегию и тактику применения воздушных кораблей, которые должны своей мощью в самом начале войны сломить физическое и моральное сопротивление любого противника», — писал он в своих рапортах «наверх».

Нельзя сказать, что командование военно-морского флота Германии единодушно поддержало порыв «сумасшедшего лейтенанта». Многие адмиралы старой закалки, ревниво относившиеся к успехам новых видов оружия вроде подводных лодок и дирижаблей и слепо верившие в то, что «дредноут» по-прежнему является «царем зверей» среди прочей водоплавающей мелюзги, довольно резко критиковали план Штрассера. Их главными аргументами против рейдов в Англию выступали малая бомбовая нагрузка цеппелинов и их высокая уязвимость от зенитного огня.

Но Штрассера не так-то просто было сбить с пути, который он считал единственно правильным в сложившейся ситуации.

«Да, один залп линкора весит в несколько раз больше, чем бомбовая нагрузка самого большого дирижабля, — соглашался он. — Но линкоры флота заперты англичанами в гаванях и в принципе не могут обстреливать британское побережье. Очевидно, что любой броненосец, прорвавшийся в устье Темзы, способен „переколотить очень много посуды“ на „военной кухне“ англичан. Только вот добраться туда ему не позволит ни британский флот, ни батареи береговой обороны. А цеппелин под покровом ночи незаметно проскользнет над Северным морем и нанесет спящему Джону Булю удар прямо в спину».

Во время войны Штрассер лично участвовал в рейдах дирижаблей. Прошло всего три года, и под его началом дивизион превратился из команды авантюристов с одним маленьким цеппелином в элитную боевую часть, название которой произносили с одинаковым уважением и немцы, и их противники в Первой мировой войне.

— Теперь по Англии. Здесь я уже могу говорить, как участник, — приосанился капитан. — Дирижабли, после рандеву над Северным морем, взяли курс на Лондон. В бой шла внушительная воздушная армада — пять цеппелинов, длиной сто шестьдесят метров каждый, несшая вместе более четырехсот сорока зажигательных и фугасных бомб.

— Как встретили? — поинтересовался начальник генштаба.

— Нас никто не ждал, и поэтому Лондон сиял огнями, как рождественская елка. Ни один луч прожектора не поднялся нам навстречу, ни один выстрел не прозвучал до тех пор, пока мы не начали сбрасывать бомбы, — довольно говорил капитан. — Искусно уклоняясь от зенитного огня и лучей прожекторов, мы около пятнадцати минут кружили над городом. Мы сбросили свой смертоносный груз на различные цели, в том числе на доки и заводы в северной части города, не говоря уже о том, что и над центром города поработали неплохо. Были вызваны значительные разрушения и пожары. Так закончился первый массовый налет дивизиона воздушных кораблей на Лондон.

Внешне капитан Штрассер меньше всего походил на матерого воздушного волка. Небольшого роста, с широко посаженными глазами и смешной козлиной бородкой, он скорее напоминал мелкого железнодорожного клерка. И только люди, хорошо знакомые с ним, понимали, насколько обманчива эта добродушная внешность. Капитан был знающим и жестким командиром. Начиная какое-нибудь дело, он отдавался ему с энтузиазмом, переходящим в одержимость. Штрассер не мог работать вполсилы и требовал того же от подчиненных. Кроме того, командир дивизиона не терпел малейших проявлений недисциплинированности или беспечности, что, учитывая в прямом смысле взрывоопасный характер его новой службы, было несомненным плюсом.

— Мы готовы к тому, чтобы превратить Лондон в руины, — уверенно заявил Штрассер.

— А что англичане?

— Система ПВО в очередной раз дала осечку. Из пяти самолетов, поднятых по тревоге, два разбились на посадке, а зенитные батареи стреляли «в белый свет, как в копеечку».

В Штрассере удивительным образом в равной степени уживались сентиментальность и жестокость. Наряду с крайней жестокостью к врагам Германии он являлся отличным семьянином, любителем Шумана и Брамса.

Мольтке, сдвинув брови, внимательно слушал вдохновенный доклад капитана, пока никак не выдавая своей реакции.

— Я бы хотел сказать, господин генерал, что цель бомбардировок Англии и Франции заключается не только в физическом разрушении ее военной промышленности и инфраструктуры, а в подрыве боевого духа противника, создании паники в тылу врага. Результаты налетов немецких воздушных кораблей оцениваются не только количественными показателями, — горели от возбуждения глаза Штрассера. — Чтобы отбиться даже от одиночного воздушного рейдера, англичанам придется попотеть.

— А именно?

— Строить новые аэродромы, отводить с фронта эскадрильи истребителей, так необходимые на Западном фронте, оборудовать прожекторные и звукоулавливающие станции, постоянно увеличивать число зенитных батарей, прикрывающих крупные города и центры военной промышленности. Соответственно мероприятия по затемнению нарушат ритмичность работы промышленности и транспорта, что негативно скажется на выпуске военной продукции. В обществе будет нарастать недовольство бессилием военных и их неспособностью предотвратить жертвы среди мирного населения, — развивал «сумасшедший капитан» свои идеи. — Моральный дух жителей столицы и крупных городов Англии упадет. Люди будут эвакуироваться на север страны или в сельскую местность. Еще немного, и в стане врага начнется самая настоящая паника.