— Это называется «пищевая цепочка», Василий, — раздался еще чей-то бас.

Игорь не успокоился, пока миска не опустела. Потом выжидательно посмотрел на женщину.

— Больше не дам пока, — отрезала она. — Больным сразу много нельзя.

С сожалением вздохнув, Громов повернул голову, пытаясь разглядеть людей, с которыми свела его судьба.

У сидевшего неподалеку, обхватив колени, худощавого оборванца было изможденное, выразительное лицо с большими глазами. Его темно-русые с проседью волосы сосульками свисали на плечи, а уши были странной формы — слегка заостренные. Судя по внешности, этому типу могло быть от тридцати до сорока лет. Игорь думал, что он мог бы быть даже красивым, если бы его отмыть, откормить и приодеть во что-то получше, чем неопределенного цвета тряпье, пестревшее прорехами и разнокалиберными заплатами. Но оборванцу, видимо, было глубоко плевать, как он выглядит.

— Ну, чего уставился? — ехидно спросил он Игоря. — Не в цирке, чай.

— Фу, как грубо, Василий! — пробасил второй мужчина, впрочем, беззлобно. Игорь перевел взгляд на говорившего. Тот, в отличие от остроухого, был коренастым, а его жидковатые седые волосы обрамляли сияющую лысину. Его наряд составляли такого же неопределенного цвета свободные драные штаны и просторная выцветшая кофта с глубоким вырезом, смахивавшая на женскую. На волосатой груди мужчины болтался какой-то амулет на шнурке.

— Вот, знакомься, — это Профессор, — ткнула в него пальцем женщина. — А это — Эльф Васька.

— Вообще-то Аристарх Илларионович Северцев, — с достоинством представился лысоватый, — но дабы не перегружать вас ненужной информацией, которую ваш мозг вряд ли в состоянии сразу усвоить, можете, действительно, называть меня просто Профессор. Благо, это соответствует действительности.

«Ну и чудики», — подумал Игорь и спросил:

— А как называть тебя?

— Можешь звать пока Мариной, — загадочно ответила женщина. При этом Васька захихикал и покрутил пальцем у виска.

Марина, впрочем, никакого внимания на это не обратила.

— Ну, а тебя-то фашисты за что так обработали? — спросила она и тут же сама себе ответила: — Хотя что это я? Им причина и не нужна. Может, посмотрел на кого не так или еще что… Ты сам-то откуда будешь?

— Пленный я. С Красной линии, — ответил Игорь. Естественно, он не собирался вдаваться в подробности и говорить о своем задании кому попало. Тем более неплохо было бы вспомнить сначала, в чем это задание заключалось. Притворяться перебежчиком не хотелось тоже — бродяги явно фашистов не жаловали, и отношение к нему тут же изменилось бы. А он, слабый и беспомощный, пока полностью зависел от них.

— Тогда понятно, — сочувственно протянула Марина.

С тех пор она часто подсаживалась к Игорю и словно бы невзначай начинала расспрашивать о порядках на Красной линии, о последних событиях, которые он мог вспомнить. При этом нередко при упоминании того или иного жителя Проспекта Маркса многозначительно кивала головой с таким видом, словно речь шла о ее старом знакомом. Громов охотно рассказывал обо всем, умалчивая лишь о том, чем он сам в действительности занимался на Красной линии. В конце концов, эта женщина кормила его и заботилась о нем, а то, что она со странностями, было не так уж важно…

* * *

Постепенно Игорь понял — его спасли бродяги. Те, которые считались в метро отщепенцами, людьми вне закона.

В первые годы после Катастрофы, сделавшей невозможной жизнь на поверхности, спасшиеся в метро люди вели между собой кровопролитные бои. Они и здесь нашли, что делить — еду, оружие. Даже очищенной воды, даже мест, не зараженных радиацией, не хватало на всех. Люди сбивались в сообщества, и постепенно определились границы основных государств. На Кольцевой линии находилась Ганза — содружество торговых станций. На Красной линии жили коммунисты. Пушкинскую, Чеховскую и Тверскую занял Четвертый Рейх. Было еще государство, где жили военные и ученые, — Полис. Оно располагалось на четырех соединенных переходами центральных станциях — Арбатской, Боровицкой, Александровском саду и Библиотеке имени Ленина. Полис был негласной столицей, сердцем метро. Лишь там еще пытались сохранять знания, чтобы люди не скатились окончательно в пучину первобытного невежества. Ходили, правда, слухи, что под университетом на Воробьевых горах, в подземных бункерах и коммуникациях, также живут ученые. Люди называли это мифическое государство Изумрудным городом — оно казалось таким же привлекательным, загадочным и недостижимым.

В последние годы державы находились в состоянии вооруженного перемирия, тем не менее постоянно засылая друг к другу шпионов в попытках выведать планы соседей.

Игорь вырос на Красной линии. Смышленого, крепкого мальчика с детства готовили в разведчики. Сам генсек товарищ Москвин выделял его, при встречах хлопал по плечу. «Товарищ Громов» был надеждой и гордостью разведшколы.

Громов-старший, казалось, был убежденным коммунистом, а матери Игорь не помнил. Когда-то она, конечно, была, но отец ничего про нее не говорил.

Когда Игорю было пятнадцать, отец ушел со сталкерами на поверхность и не вернулся. С тех пор сироту воспитывал друг отца Михаил Иванович, и под его влиянием парень незаметно стал более критически смотреть на вещи. Стал задаваться вопросами, которые раньше ему в голову не приходили.

Михаил Иванович вроде бы не делал специально ничего, чтобы посеять сомнения в воспитаннике. Но от него Игорь узнал, например, что единственный сын непреклонного генсека отверг отца и предпочел скитаться где-то в метро, чем идти по его стопам. Об этом не говорили, и если бы не Михаил Иванович, Игорь никогда не узнал бы таких подробностей. Отчего сын мудрого и справедливого правителя бежал из дома? Как в такой семье мог вырасти отщепенец?

Когда Игорю исполнилось двадцать два, руководство разведшколы сочло, что он готов к выполнению ответственного задания. Но до этого произошла еще одна история, поколебавшая веру Громова в коммунистический строй.

На станции Охотный ряд, вновь переименованной в Проспект Маркса, как раз готовились к торжественному событию — тело великого вождя всех времен и народов должны были доставить с поверхности и провезти в специальном траурном поезде к месту последнего упокоения. Игорь знал об этом — ему рассказывала Лена. Красавица Лена, которой доверили важную миссию — управлять траурным поездом. Девушка, в которую он уже давно и безнадежно был влюблен. Она вся светилась от гордости, когда говорила о своей роли в предстоящих событиях. Игорь любовался ею, гордился ею и в душе надеялся, что уже совсем скоро совершит какой-нибудь подвиг. Что-нибудь такое, что будет достойно Лены и позволит открыть ей свои чувства.

И вдруг случилось нечто невообразимое. Какой-то беглый террорист-анархист просто взял и угнал траурный поезд вместе с телом вождя и возлюбленной Игоря. И, что самое ужасное, что просто не укладывалось в голове — комсомолка и активистка, судя по всему, не только ничего против не имела, но даже… помогала негодяю!