— Экипажам кораблей известно, что на них возложена миссия особой важности?

Генерал Талос наградил худого старика испепеляющим взглядом. Старейшина Пифос входил когда-то в Совет эмпирея, однако уже лет тридцать как удалился от дел и целиком посвятил себя волне. Этой всепоглощающей страсти дряхлый восьмидесятипятилетний ученый отдал последние годы жизни.

— Не стоит напоминать адмиралу о долге. Он знает, что погибнет. Вы можете приступать, владыка Пифос.

— Превосходно. — Старик бросил на генерала понимающий взгляд. — И не надейся меня обмануть. Я прекрасно понимаю: ты здесь по указанию предателя Андролика, чтобы покончить со мной, если план не сработает. Впрочем, я-то полагал, что он совершит это злодеяние собственноручно.

— Андролик — великий человек, и ему сейчас не до того. Для мелочей есть посланцы вроде меня. А если вы еще хоть раз назовете Андролика предателем, это слово будет последним, что сорвется с ваших лживых губ.

Пифос продолжил как ни в чем не бывало:

— Жаль. Он стал бы свидетелем чуда, о котором грезит наш народ и которое разом покончит с врагами и сотрет в пыль земли, где они ютятся в своих жалких лачугах.

Талос хмуро посмотрел на безумца и раздраженно взмахнул мечом, приказывая сигнальщикам приготовить флаги. Пять сотен тяжелораненых солдат сняли с обороны второго кольца Атлантиды. Вместо того чтобы отбивать атаки врага, они должны по цепочке подать сигнал двум последним кораблям великого флота.

Пифос двинулся к огромному бронзовому сундуку. Он грубо оттолкнул с дороги раба-нубийца и кивком велел стражникам поднять сундук. Старик так разволновался, что чуть не завопил в голос, когда один из носильщиков не удержал свой край. Наконец Пифос успокоился, поднял деревянную крышку и впился взглядом в содержимое сундука. Он сглотнул и с трепетом извлек оттуда тоновый ключ. Старейшина поднес гигантский бриллиант к горящему факелу и рассмеялся — шар тут же вобрал в себя тепло от пламени.

Талос разглядел глубокие канавки. Эти линии — не то вытравленные, не то выдолбленные на поверхности шара — причудливыми спиралями покрывали весь бриллиант. Генерал и вообразить не мог, каким образом ключ издавал неслышные уху звуки, которые управляли громадными колоколами на дне моря; простому солдату не понять научных премудростей.

Пифос велел стражнику поднять тяжелую крышку емкости, похожей на опрокинутый бронзовый бочонок, и поместил голубой бриллиант внутрь так нежно, словно укладывал новорожденного в колыбельку. Затем протянул руку вверх и достал откуда-то длинный стержень с маленьким — всего сантиметров десять в диаметре — голубым бриллиантом на конце. Из верхнего торца загадочного стержня куда-то в недра бочкообразного агрегата тянулся толстый медный провод. Поместив конец стержня в канавку бриллианта, соответствующую нужному пласту под морским дном, Пифос аккуратно закрыл крышку.

Талос обратил внимание, что медный провод идет к массивному зубчатому колесу, соединенному с другим, еще большим, которое, в свою очередь, было сцеплено со следующей шестерней — совсем уж гигантского размера. Всего генерал насчитал три десятка шестерней, они служили редуктором какого-то невообразимого механизма.

— А теперь большое колесо! — прокричал старик.

Шестнадцать сотен обнаженных варваров — пленных греков, египтян и нубийцев — ухватились за толстые канаты. Они налегли все разом, и огромная секция пола поползла по металлическим направляющим, а из-под нее в пещеру, словно выпущенные из клетки, рванулись клубы пара и испепеляющий жар. Рабы, что оказались у края отверстия, тут же вспыхнули. Громко вопя, они заметались по пещере, однако расположившиеся под сводом лучники быстро прервали мучения охваченных пламенем пленников.

Плита по-прежнему медленно ползла в сторону, хлысты щелкали, рабы кричали от боли. Бугрились мышцы, ноги скользили по грубой каменистой поверхности. Из колодца в полу било пламя — внизу со скоростью шестьдесят километров в час несся лавовый поток, — однако отверстие требовалось еще расширить, и потому кнуты надсмотрщиков все пели и пели свою жуткую песню.

— Довольно, — прошептал старик. — Шире не нужно.

Рабы, тела которых местами обгорели до самых костей, рухнули на пол, и женщины кинулись к ним с прохладной водой и целебными мазями.

Пифос с ухмылкой следил за исполнением своего плана. По сигналу перешли ко второй фазе. Пять тысяч рабов — высоких и сильных, не чета тем, что открывали колодец, — разом взялись за дело. Женщины поливали водой изуродованные шрамами спины, чтобы защитить их от невыносимого жара, который вот-вот обрушится на пленников точно та самая волна, которую они должны разбудить. Высоко над головами людей на специальной раме покоилось исполинское колесо из особым образом закаленной стали с вытравленными в знак благодарности богам священными символами. Махина топорщилась миллионом медных стержней, собранных в пучки по тысяче. Сверху на витых стальных тросах висела массивная медная плита трехметровой толщины.

— Опустить громовое колесо до средней отметки.

Рабы налегли все разом, повинуясь кнутам надсмотрщиков, и повисли на двухсотметровых канатах, прикрепленных к колесу. Люди скользили, пытаясь найти опору на каменном полу, однако громада не шелохнулась. Старухи сыпали им под ноги песок, чтобы он впитывал влагу: пещеру заполнял пар, а с тысяч пленников градом катился пот. Упираясь в малейшие неровности, рабы разом навалились на веревки, и под сводами пещеры разнесся скрип — гигантское колесо сдвинулось с места. Высоко над головами оно с грохотом скатилось со стальной рамы.

По команде пять тысяч рабов бросили канаты и побежали к дальнему концу открывшегося в полу проема. Оттуда вдруг выплеснулась разогретая до четырех тысяч градусов магма и поглотила несколько сотен мокрых от пота мужчин. Их опаленные пламенем тела обратились в прах в мгновение ока — никто из несчастных не успел даже вскрикнуть.

Выжившие собрались на дальнем берегу струи огня и расплавленного камня. Защелкали кнуты надсмотрщиков, женщины опять стали швырять на пол пригоршни песка. Рабы отчаянно стали тянуть за канаты, и исполинское колесо покатилось по направляющим вниз, к лавовой реке.

— Остановить колесо, пока оно не слишком разогналось! Живее, не то всем нам конец! — завопил старик и оттолкнул в сторону одного из надсмотрщиков, предварительно вырвав у него кнут. С пылающим взором он обрушил на ближайшую группу пленников град безжалостных ударов.

Те рабы, которых не поглотила магма, в едином порыве сражались с исполинской махиной, все набиравшей ход под действием тяготения. Семьдесят пять рабов из первых рядов упали в лаву, однако колесо, проделав половину пути, все же замедлило ход. Оно рухнуло в двадцатифутовую выемку и с оглушительным скрежетом замерло. Рабы все как один рухнули на пол, а облаченные в доспехи стражники у стен разразились радостными криками.

Талос заметил, что пол у ног Пифоса усеян трупами, а выжившие пленники все в крови и ожогах. Старик-ученый не спеша обернулся к генералу.