Эмиль хлопнул ладонью по липкой столешнице, оставив на ней приличную стопку Демократических Ассигнаций.

Седой хозяин грустно выдохнул, глядя на мятые, бледно-розовые бумажки и перевёл взгляд на кассовый аппарат, набитый старыми Мирнерийскими марками. Теперь, их можно было только пустить на растопку.

— Есть только местный. Другого не держим. — Мужчина выудил из под стойки уже начатую бутылку без этикетки, и наполнил коричневой прозрачной жидкостью стакан до половины.

— Да давай уже. — Парень жадно выхватил стакан, злобно взглянув на бармена. — Чего так мало.

— Сколько уплочено, столько и налито. — Мужчина сгрёб со стола деньги и спешно переместился подальше от гостя.

— Старый хрен. Ну что ребята, за вас. — Эмиль поднял стакан и оглядел пустое помещение бара.

Он помнил каждого из своего призыва. Летчики его полка часто засиживались в подобных местах, и устраивали весёлые пьянки, иногда выходящие за границы военных регламентов. Но время шло, и на соседних стульях появлялись пробелы, они заполнялись новыми людьми, с которыми он сначала не успевал, а затем и не хотел знакомиться. В конце концов, в одном из раскуроченных города на Севере, он внезапно обнаружил, что остался один в переполненном людьми баре. Оттого ему было приятно застать это местечко в запустении. Никто не мешал вспоминать парней. Они сидели вместе с ним сейчас. Он чувствовал запах сигар, видел их лица перед собой, слышал, как плещется тягучая жидкость в увесистых стаканах и раскатистый смех. Его старая гвардия, как всегда готовилась к новому вылету вместе с ним. Он вылил содержимое стакана в рот, не почувствовав вкуса и скомандовал:

— По машинам!

Уже приближаясь к выходу, Эмиль обернулся. Развязал вещь-мешок и достал фотоаппарат. Вспышка, осветила пустое помещение. Все ушли. И он остался один.

Через несколько минут петляний по узеньким улочкам, вымощенным крупным булыжником, машина выскочила на крупный проспект. Эмиль сморщился от ударившей по глазам ряби беспокойного водного потока. Вслед за машиной бежала широкая река, противоположного берега которой не было видно из-за синей дымки тумана. На мраморной набережной виднелась лишь пара силуэтов. Приглядевшись, Лётчик понял, что это лишь статуи неизвестных ему стариков, жмущих друг другу руки. Парень закрыл глаза и начал вспоминать. Девушку в белом платье. Он увидел её в день своей мобилизации. Так совпало, что железнодорожный вокзал в его городе стоял прямо возле морского берега. Он и тысячи таких же, загружались в поезд, когда Она проплыла по набережной. Он видел много шикарных девушек, приходящих в ателье, где он работал. Он мог полюбить тысячу раз, пусть даже безответно. Но в милых лицах, прекрасных формах, модных нарядах, душистых волосах, он видел лишь модели, которые будут хорошо смотреться в кадре. Он был слишком молод. А спустя два года началась война. И он полюбил. Среди голов и тел напуганных, сбитых с толку молодых людей он смог разглядеть лишь белое, треплющееся платье. И этого хватило для его сердца. А затем толпа занесла его в вагон, двери которого тут же закрылись, и он стал взрослым. Любовь на этом кончилась. На смену ей пришли другие вещи. Но образ белого платья, вздымающегося волнами от морского бриза по миниатюрному, тонкому телу не выходил из головы. Вот и теперь он выплыл из мыслей на эту набережную. Тонкие босые ноги в рапиде скользили по белому мрамору, оставляя рябь на лужах выплескивающейся за перила воды. Образ то пропадал, скрываясь за деревьями, то вновь появлялся, кружась и порхая. Где-то далеко загрохотал гром. Дождь усилился, но капли не смели прикасаться к видению, проходя сквозь него. Эмиль почувствовал, как машина укоряет ход. Недолго думая, он достал фотоаппарат и еле успел снять пустую набережную, прежде чем она скрылась за цепочкой высоких зданий.

Спустя полчаса они прибыли на аэродром. Как раз вовремя. В начале взлётной полосы, бывшей в недалёком прошлом обычным фермерским полем, Эмиля уже ждал его «Везунчик», его «AVRO G -10». Превосходный биплан, первый оснащённый закрытой кабиной и способный вести воздушный бой, благодаря установленному на носу пулемёту с синхронизатором. Эмиль был горд, от того что именно ему достался такой самолёт. Лучший — для лучшего. Именно на нём Эмиль сбил первого противника, и десятки последующих, на нём попадал в страшные передряги и выбирался из них без единой царапины на фюзеляже, ещё ни разу «Везунчик» не подводил его. И не смотри, что французский. Эмиль уважал французов. Они были первопроходцами в авиации, и блестящими лётчиками. Что уж говорить, первым инструктором Эмиля был француз. Именно он отбирал будущих ассов для первого авиационного полка, он учил юношей правильно заходить на цель, скидывать бомбы, целиться по движущимся воздушным и наземным объектам, нести боль и смерть на головы ненавистных врагов. «Mes anges de la morti», так он их называл. Эмиль доказал, что его выбрали справедливо. В его стране звание «Ас» давали после десяти воздушных побед, согласно такому регламенту он был бы пятикратным ассом. Только он, и только на таком самолёте сможет доставить послание в намечающуюся грозу и сесть, пусть даже аэродром Золлезбурга будет гореть огнём преисподней. Пара незнакомых механиков заканчивала проверку и предвзлётную подготовку самолёта. В ближайшем ангаре готовился и Эмиль. Облачившись в «бомбер» из крепкой дублёной кожи с подкладкой из овечий шерсти, парень переложил Магнум в нагрудный карман, предварительно проверив магазин. Вспомнились байки старых лётчиков, о первых воздушных дуэлях, когда пилоты встретившихся дельтапланов стреляли друг в друга просто так, из кабин, пуская, разумеется, все патроны в молоко. Современный устав выделял пистолет как оружие самообороны, в случае аварийной посадки. Эмилю ни разу не приходилось использовать пистолет, но он точно знал, что оставит в его обойме один патрон. Для себя. Затем парень прицепил карты к планшету, и укрепил его на ремешках у бедра. Как следует завязал под подбородком шлем, очки оставил на лбу. Пусть самолёт и был с застеклённым фонарём, но инструкции предписывали иметь шлем и очки на случай срыва фонаря, да и кабина не отапливалась. Не забыл и про сковородку. Ещё одна дань традиции. Раньше лётчики клали её на сидушку и садились сверху, для защиты от наземного ружейного огня. Теперь же, когда появились крупнокалиберные станковые пулемёты и зенитные батареи, а самолёты не прибавили в броне, сковородка была больше на удачу. До хруста в костяшках натянув кожаные перчатки, Эмиль вышел на полосу. К «Везунчику» уже подогнали грузовик с баллонами газа, от которого будут запускать двигатель. Взгляд сам потянулся к небу. Уже смеркалось. Погода явно была нелётной и портилась ещё сильнее на глазах. В