В общем, все как обычно — кого к нам только не приносит!

Убедившись, что нас никто не видит, я скользнул в одну из палаток. Там меня уже дожидался внушительный сверток: тяжелый, мягкий и… вонючий! В чем они ее вообще хранили?

Пока Толик и Влад развлекали участников, их друзей и близких, представителей «прессы», наших помощников и прочих гостей, я торопливо готовился к представлению.

Есть у нас такая фишка: каждый раз перед испытанием мы устраиваем какое-нибудь неожиданное и экстремальное приключение. Первый выпуск у нас оказался под облавой ОМОН-а — не настоящего, конечно, всего лишь нанятые нами студенты из Школы Милиции. Второй выпуск боролся с лесным пожаром, правда, это уже вышло не специально. Третий: подвергся нападению зомби ну и так далее. Все в рамках атмосферы нашего канала.

В этот раз мы приготовили нашим «выживанцам» нападение медведя.

Для чего наняли одного из кузнецов-реконструкторов — здоровенного такого бугая, который нам и шкуру медвежью подогнал, взяв ее напрокат у какого-то приятеля, тоже любителя дремучей старины. Вот только шкура к месту проведения «экзамена» приехала, а сам кузнец — нет. То ли живот у него там прихватило, то ли жена рожает — в общем, какая-то отмазка физиологического характера.

Узнали мы об этом слишком поздно, вот и решили в одном из споров разыграть роль «медведя» для проигравшего.

То есть для меня.

Фу, как же она воняет! В ней что — предыдущий аниматор сдох?

Я сунул руку в карман своей камуфляжной куртки и достал водонепроницаемый футляр: набор «выживанца», собранный собственными руками и рекомендуемый нашей школой. Открыл, вытащил длинный цилиндрик ватного трута, разломал его пополам и, скатав два шарика примерно равного размера, сунул их в нос. Уж лучше так, чем нюхать ЭТО…

Кое как напялив на себя шкуру, я зашагал в сторону пирующих. Когда до них оставалось шагов двадцать, и меня уже должны были заметить, то опустился на четвереньки и бросился прямо на стоявших ко мне спиной «выпускников».

Раздался жуткий рев, испускаемый закрепленным на носу «медведя» динамиком — мне аж самому уши заложило.

Что-то подо мной хрустнуло, что-то ударило в бок и отлетело в сторону — только бы не какое-нибудь дорогое оборудование! Я замедлил шаг и глянул через смотровые прорези, выбирая себе подходящую жертву. Собственно, тут и думать нечего: из-за кого я спор проиграл и теперь должен в вонючей шкуре выплясывать, и кто нам основные рейтинги среди подростково-озабоченного населения делает?

Наташа стояла всего в трех шагах чуть правее, прижав руки к груди и заходясь истошным визгом. К ней я и направился, когда путь мне преградил Михаил, вооруженный пластиковым стулом. Ну, хоть не вилкой одноразовой — и то ладно, значит еще что-то соображает.

Встаю на задние лапы… тьфу, то есть на ноги! Начинаю размахиваться руками-лапами, подражая настоящему медведю, и включаю «рычальник». Не знаю, как оно там снаружи, но изнутри мне показалось, что все выглядит, звучит и пахнет очень убедительно.

Оскара мне, Оскара!

И свежего воздуха…

Что-то сильно бьет в правый бок, а затем и пластиковый стул обрушивается на медвежью голову. Впрочем, мне все это нипочем. Кто же там такой резкий справа-то? Вроде там никого не было, только эта блонди…

Я повернулся к новому противнику.

Так и есть — это наша красотка. Не знаю, чем она там меня огрела, но сейчас в ее руке самый обычный электрошокер, которым она тычет в меня, ничего страшного.

Электрошокер? М-мать!

Ноги мои вдруг онемели, а сердце заколотилось часто-часто, и каждый его удар колокольным звоном отдавался в ушах. Грудь словно стиснуло стальным обручем. Я попытался вдохнуть, жадно хватая ртом воздух, но даже это у меня не получилось. В глазах потемнело, и я начал заваливаться на бок.

Последней моей мыслью было: «Где эта дура ухитрилась спрятать шокер, и почему Влад не отобрал его при обыске?»

А потом я потерял сознание…

Мне не раз приходилось терять сознание — в том числе и на тренировочных занятиях нашей школы экстрима. Всякое случалось…

Но каждый раз возвращение из этого состояния сопровождалось какими-то неприятными ощущениями. Боль, потеря контроля над телом, мерзкий вкус во рту, проблемы со зрением или слухом и так далее. Но не в этот раз.

Больно не было.

Я отлично чувствовал свое тело.

Запахи, звуки — все было на своих местах, разве что со зрением не понятно, потому как глаза закрыты, но пусть лучше так и остается.

Потому что я был не один. И находился, судя по всему, в незнакомом мне месте. Нет, не машина скорой помощи, скорее, какое-то помещение. Больничная палата?

Возможно.

Я постарался сохранить ритм дыхания как можно более медленным и равномерным, словно еще не очнулся. В нашей методичке по основам выживания даже пункт такой был: «как можно дольше притворяться лежащим без сознания, при этом тщательно изучая обстановку доступными органами чувств и не выдавая себя».

Итак, я лежу на чем-то… Странном. Не твердое и не мягкое, а удобно-упругое. Ощупать бы пальцами, но каждое лишнее движение может меня вы…

— Варр Сангар, он очнулся, — тишину палаты (?) прорезал спокойный тихий голос. Мужской.

— Притворяется? — отозвался приятный с легкой хрипотцой баритон, — Он нас слышит? Понимает?

— Да.

«Нет!» — захотелось крикнуть мне, — «Не слышу и не понимаю, вы меня вообще спросили, хочу я поставить вас в известность о своем пробуждении, или нет?!»

Но я лишь продолжал молча сопеть, медленно и монотонно, не шевелясь и не открывая глаз.

Так, со звуками все понятно: кроме этих двух голосов и моего дыхания больше ничего. Ни шума машин за окном, ни шума деревьев, ни пения птиц. Внутри тоже тихо, даже работающей вентиляции не слышно, не говоря уже о шуме каких-нибудь приборов.

И даже за пределами комнаты полная тишина: ни шагов, ни голосов — ни-че-го.

Я что, где-то под землей? На секретном военном объекте? На космическом корабле?

Имечко у этого «баритона» такое странное: Варр Сангар, если я правильно расслышал, конечно. И произношение у этих двоих тоже непривычное. Говорят монотонно, не делая ударений и не акцентируя какие-либо слова. Даже вопросы прозвучали почти без вопросительной интонации.

— Молодой человек, я знаю, что вы нас слышите и понимаете. Это далеко не первый перенос, которым я занимаюсь, так что хватит притворяться, и давайте нормально с вами побеседуем. Вам ведь, если не ошибаюсь, лет двадцать пять или двадцать шесть?

«Двадцать семь!» — чуть не ответил я «тихому», но вовремя сообразил, что это могла быть провокация, и сдержался.