Судя по развитой им бурной деятельности, Газахлар твердо решил восстановить свои доходы, изрядно сократившиеся за время его долгой болезни. Однако какое применение он может найти корневищам имбиря, корице, рыльцам цветков шафрана, мускатному ореху, соцветиям и листьям шалфея, горошинам и стручкам всевозможного вида перцев, ежели даже торговцы ими едва сводят ныне концы с концами? Вряд ли Газахлар собирался получить у Кешо разрешение на торговлю с иноземцами — куплей-продажей Небожители отродясь не занимались, во всяком случае открыто. Разве что пронюхал при дворе о грядущих переменах, но что кроме смерти императора могло предотвратить близящуюся войну с Саккаремом, во время коей всем, ясное дело, будет не до пряностей?

Хитроумные планы Газахлара не слишком, впрочем, занимали арранта, донельзя довольного тем, что ему, несмотря ни на что, удалось уговорить хозяина «Мраморного логова» взять его с собой в это удивительное путешествие. Сколь ни великолепен, сколь ни величественен был Город Тысячи Храмов, он являлся всего лишь частичкой империи, объединявшей сотни племен с интереснейшими и разнообразнейшими обычаями и верованиями. Не мог он, например, оставаясь в столице, познакомиться с рисоводами и охотниками на обезьян, лесорубами, добывавшими маронговое дерево, высоко ценившееся во всех уголках как Нижнего, так и Верхнего миров. Не узнал бы ничего и о племени ландоями, выращивавшем вместо проса или риса водоросли, которые он вместе с забиравшимися по горло в воду детьми драл со дна реки. Сорванную темно-зеленого ядовитого оттенка речную траву они сваливали в кучи, из которых женщины выбирали побеги подлиннее, растягивали космами на деревянных рамах и сушили. После чего толкли и пекли из зеленоватой, пахнущей илом муки солоноватые лепешки, считавшиеся причиной сказочного долголетия ландоями…

Вряд ли увидел бы Эврих и древние деньги меорэ, секрет изготовления которых, как это ни странно, сохранился в крохотной, забытой всеми Богами деревеньке. В ней доживал свои дни старый Эньям, который специально для любознательного лекаря-арранта расплавил кусок серебра, бросил в раскаленный металл несколько муравьев и, указав на вздувшийся на его поверхности пузырь, показал два старых овальных слитка, помеченных точно такими же пузырями. Оказывается, пузыри эти как раз и удостоверяли то, что называемые когда-то меорэ «лодками», фаллического, на взгляд Эвриха, вида, слитки являются целиком серебряными, а не покрытыми тонким слоем драгоценного металла медяшками…

Чем дальше уходили путники от столицы, тем удивительнее казались Эвриху жизнь и обычаи встреченных им людей. Они не знали гончарного круга, но готовили изумительное сортовое пиво; пользовались для шитья иглами из рыбьих костей и изготовляли из волокон тарговой пальмы ткани невероятной прочности и красоты. Большинству обитателей прибрежных деревень Город Тысячи Храмов, находившийся от них в каких-нибудь пяти-шести днях пути, представлялся местом далеким, непонятным и недобрым, и, если бы не Гжемп, общаться с ними Эвриху было бы непросто. Не раз бывавший в этом краю змеелов легко находил с ними общий язык и хотя поначалу сам сторонился арранта, узнав его получше, проникся к нему симпатией и оказал немало услуг, а теперь вот даже согласился взять на охоту за ндаггами.

Еще дня три-четыре назад из этой затеи ничего бы не вышло: Хамдан и Аджам ни за что не позволили бы домашнему лекарю и секретарю Газахлара принять участие в столь опасном развлечении. Но упрямый аррант успел с начала путешествия так досадить владельцу «Мраморного логова» своими возмущенными воплями о «несносной опеке», что тот, махнув рукой, велел телохранителям оставить Эвриха в покое, позволив ему самостоятельно заботиться о собственной безопасности.

— Вот ведь чудак! В Мванааке глаз им велел с тебя не спускать, а тут раздобрился: делай что пожелаешь, гуляй где хочешь! — возмутился Газахларовой непоследовательности Тартунг. — Как будто здешние леса безопаснее императорских садов!

Пожав плечами, Эврих сообщил юноше, что два умелых и глубоко преданных Газахлару телохранителя приставлены были к нему не столько с тем, чтобы охранять, сколько для того, чтобы не позволить сбежать. Здесь же следить за ним, в общем-то, незачем — добраться отсюда в одиночку до столицы будет потруднее, чем улизнуть из-под надзора Хамдана с Аджамом, бродя по Городу Тысячи Храмов, что, кстати сказать, он не раз и проделывал.

— А ты что, хочешь сбежать? — спросил Тартунг, проявляя чудеса проницательности, и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Только почему же «в одиночку»? Вместе, вдвоем в Мванааке пробираться будем, ежели надумаешь. Не так уж это и трудно. Я вот когда от пепонго бежал…

Эврих изумленно поднял бровь. Злокозненный и скрытный парнишка ни разу не заговаривал с ним о том, что ему пришлось пережить после того, как он попал в плен к захватившим земли его племени карликам, но тот уже прикусил язык и заканчивать начатую фразу явно не собирался.

— Ну что ж, вдвоем так вдвоем, — покладисто согласился аррант.

На том состоявшийся давеча у вечернего костра разговор и завершился. Эврих не спросил Тартунга, каким ветром его занесло в Город Тысячи Храмов, а парень не приставал к нему с расспросами, чего ради и как скоро тот намерен пуститься в бега.

И правильно поступил, поскольку о том, когда разумнее всего будет покинуть Газахларову компанию, аррант ещё и сам не решил. В том, что рано или поздно это надобно будет сделать, у него не возникало ни малейших сомнений, но время для этого ещё не приспело. Ведь только благодаря хозяину «Мраморного логова» ему удалось проникнуть в глубь Южного континента, и было бы совершенно непростительно упустить открывшуюся перед ним возможность узнать как можно больше об этом диковинном крае. В бесчисленных рукописях блистательного Силиона встречалось множество его описаний, однако доверия они не вызывали, ибо, являясь пересказами историй, случившихся якобы с побывавшими там некогда людьми, слишком уж смахивали на небылицы…

— Эй, не зевай! — окликнул Эвриха Гжемп. Выдолбленная из древесного ствола лодка ткнулась в низкий берег безымянного островка, и змеелов первым выскочил на землю. Аррант последовал за ним, прихватив переметную суму, запасной мешок из плотной ткани и длинную палку с рогаткой на конце.

Наслушавшись рассказов Гжемпа об охоте на ндагг — едва ли не самых страшных и распространенных в Мономатане змей, Эврих желал во что бы то ни стало собственными глазами увидеть змеелова за работой. Сам он, разумеется, не собирался ловить ядовитых гадин, но Гжемп настоял, чтобы его спутник должным образом подготовился к предстоящей охоте — раздобыл штаны и сапоги, после чего вручил ему собственноручно вырезанную рогульку — на случай, как он выразился, непредвиденных обстоятельств. И сейчас, шагая вслед за змееловом по высокой росистой траве, Эврих испытывал к нему чувство глубокой признательности. У него не было оснований сомневаться в утверждении Гжемпа, что ндагги никогда не нападают первыми, и все же непривычное одеяние добавляло ему бодрости и уверенности в благополучном исходе затеянного предприятия.

Что же касается самого змеелова, то он, присмотрев небольшую, окруженную невысоким кустарником полянку, начал выдирать и вытаптывать на ней траву с самым будничным видом. Уроженец Мванааке, он, как это ни странно, не разделял ни почтения, которое жители столицы питали к кобрам, гадюкам, мамбам и ндаггам, ни ненависти и страха, с которыми относились к змеям саккаремцы, халисунцы и другие живущие севернее Мономатаны народы. Большая часть обитателей империи, с коими доводилось встречаться арранту, твердо верили, что все без исключения ядовитые змеи созданы были Тахмаангом на заре времен, дабы карать людей за дурные поступки. Они считали, что появление змеи в доме приносит удачу, и Эврих не раз видел мисочки с молоком, оставленные на ночь у крылечек хижин и особняков. Убийство змеи являлось в их глазах серьезным проступком, и потому Гжемпу приходилось работать тайно. Пусть даже он не убивал змей, а всего лишь держал в неволе ради получения яда — для глубоко верующих и этого оказалось бы достаточным, чтобы разнести его жилище, а самого змеелова предать лютой смерти.