Тем не менее, странное дело. В свободных, куда более голубей, СМИ, уже замелькали свидетельства очевидцев о неком непредусмотренном дисбалансе в системе подачи газа. То есть, «хрущёвки» осыпались бетонными секциями всего лишь по случаю взрывного возгорания бытового топлива. Аналог еще не забытой днепропетровской трагедии. Так же не исключаются террористический акт, и даже мафиозные разборки. А после того, как где-то в прессе (вовсе не местной, коя, предположительно, ручная и потому надежно взята под контроль) высветился намек на странные военные учения ВВС аккурат поутру нужного числа, тут же откуда-то просочилась версия о чужих самолетах, явившихся, с полной и безоговорочной однозначностью, с востока, и к тому же, имевших на крыльях надежно различимые русскоязычные цифры. Вот на счет типа имеются некие противоречивости, но более всего на подозрении Т-22М, с переменной конфигурацией крыла. Благо, данный летающий вид техноэволюции в самой Украине успешно и заблаговременно распилен, изрублен топориками и сплющен молоточками в толерантный утиль, а то бы на цугундер неминуемо угодила родная армейская авиация. Голуби-почтмейстеры столицы тоже к делу непричастны. Так что, понятное дело, на слуху только…

Ох уж эти москалики, соколы ясные, быстрокрылые. Эх, не туда княжна Ольга посылала свои летные полчища, не в ту сторону. Послать бы их на…

Mosscou! Mosscou! Забросаем бомбами! Будет вам Олимпиада, а-ха, ха-ха, ха!

* * *

Ну, за ним идут,

Сминая строй, другие,

Звон мечей?

Не слышен,

Я в плену.

И даже не галлюцинаций,

Нет!

Ведь те, должны рождаться изнутри,

А здесь, все действие идет извне.

— Вот снимки, Олег Дмитриевич, — говорит капитан Папёнов, передавая полковнику ВВС стопочку фотографий.

— С пылу-жару? — косится полковник Добровольский. — Секретные поди?

— Да уж так, — почти с прискорбием кивает начальник «Ка-один». — Теперь уж, как вы понимаете, все едино.

— Под суд ведь пойдете, воители, — весьма утвердительно констатирует авиатор.

— Маловозможный вариант, — скалится капитан-антенщик. — Вы снимочки-то зацените, Олег Дмитриевич. Это боевые экраны, заснятые в кабине «Ка-два» в момент налета. Разрешите, поясню все-таки. Вот цель, в смысле, метка цели, вошла в зону пуска, видите? А вот тут — она уже в зоне поражения. Вот здесь удачно щелкнули, как раз засветка в момент подрыва. Правда, класс? А это уже СРЦ.

— Тут я понимаю, капитан, — ворчит Добровольский. Он хмуро смотрит на фотографии. Берет две штуки в руки, вглядывается внимательней. — Минутку, капитан! — Откладывает снимки, тянется к телефону на столе. — Эй, Прилуцкий, дай мне Бояндина. Вообще, пришли-ка его сюда. Причем, вместе с фотоконтролем. Ну, ты знаешь, о чем я. Знаю, что секретные. Ну и вооружи его, если положено. Можешь, сам сопроводить, коль не лень. Все, жду!

— Сейчас нам кое-что принесут, — неопределенно поясняет он окружающим — Папёнову, Мордвинцеву и старшему лейтенанту Первушину.

Первушин в разговоре спецов не участвует, впрочем, как и Мордвинцев. Но Мордвинцев по случаю непродвинутости в узко-специальных вопросах атмосферной войны, а танкист старлей еще и потому, что у него другие обязанности. Постоянно держа руку на кобуре, он их даже подчеркивает, ибо его задание попросту охранять «великое собрание» от вторжения посторонних.

— Сколько ж вы завалили? — интересуется Добровольский, мацая по карманам — он ищет сигареты.

— Тройку средних… в смысле обычных истребителей-бомбардировщиков примерно вот тут, — Папёнов поворачивается и щурится на висящую за спиной командира истребительной бригады карту. Показать рукой не получается, не дотянуться. Папёнов бегает глазами по помещению в поисках указки. Он явно слишком спонтанно попал на этот доклад.

— Понятно, — отмахивается Добровольский, но все же подает ему большую древнюю линейку. — И еще?

— Вот отсюда перло что-то солидное. Боюсь ошибиться, но наши, судя по ЭОП[1], склоняются к мысли, что там были, как минимум «Эф — сто одиннадцатые», а то и…

— Думаете, «Лансер» — «Б — один»? — угадывает Добровольский.

— Не исключено, пан полковник.

— Да ну, это вы с Бубякиным уж совсем, — отмахивается Добровольский. — У турок нет такого добра.

— Может, это и не турки вовсе, — пожимает плечами капитан.

— А кто? Старший Брат? Россияне? — В смысле, какой-нибудь «Ту — двадцать второй»?

— Да нет, Олег Дмитриевич. Какие россияне? Они ж с юга перли, так? Что ж, по-вашему…

— А что, у «двадцать вторых» не хватит ресурса сделать маневр?

— Но не такой же, пан полковник, так ведь?

— Почему же, капитан? Допустим так и так, — он отбирает линейку и водит по большой оперативной карте театра военных действий. — Допустим, где-нибудь подальше нашего Змеиного они разворачиваются и…

— Зачем им такая сложность, Олег Дмитриевич? — в глазах Папёнова искорки.

— Ну… Ладно, капитан! Да понимаю я вашу мысль. Но конечно, если это, и правда, «Лансеры»… Хотя могут быть и «Сто одиннадцатые», да… Впрочем, нам бы заполучить их проводку от границы, тогда стало бы ясно, откуда вошли. И ведь не могу добыть такую простую вещь, не шлют из штаба, представляете?

— О чем и речь, пан полковник, — соглашается Папёнов. — Закурить разрешите?

— Конечно, капитан.

— Между прочим, Олег Дмитриевич, — говорит, затягиваясь «Прилуками», Папёнов, — могут быть не только снимки. Мы ж, вроде, свалили, одного. Так что где-то возле Белой Церкви что-то должно валяться на земле-маме.

В двери кабинета стучат. Старлей Первушин напрягается, со смешной в других обстоятельствах торопливостью выдергивает из кобуры ПМ.

— Разрешите, пан полковник? — в проем заглядывает старший лейтенант ВВС. Он тоже при кобуре. В этом мире уже началась паранойя.

— Давай, Бояндин! — подзывает его Добровольский широким жестом радушного хозяина. Жест не стыкуется с обстоятельствами — он бы оказался впору при застолье, но такого счастья, кажется, не предвидится. — Принес что ли?

— Так точно, пан полковник.

Вэ-вэ-эс-ник Бояндин ставит на стол истертый Независимостью, и похоже даже Перестройкой портфель. Извлекает наружу книгу с вклеенными снимками. Да, выходит, секретчики у авиаторов не спят и не волынят. Налет был только намедни, а здесь уже все подшито, пронумеровано.

— Щас, — говорит Добровольский, хапая книгу и листая с таким усердием, будто должен обнаружить там карту острова сокровищ.

— Ага, вот! — восклицает он почти сразу, ибо явно знает, что ищет. — Помнишь, Бояндин, мы с тобой изучали?