Пока, правда, работает только подпункт «пришел».

Так что дивизионом тоже пока проводится только первая фаза уже своего плана — рассыпание по местности. В данной пункте, более ненужный для будущих войн, подвижный КП 9С410 может считаться отвлекающим фактором, могущим перетянуть на себя внимание противника. К тому же, машина защищена от врага гораздо в большей степени, чем запряженные ракетами поверх башни огневые установки. Вывод напрашивается сам.

В отличие от прочих советских гусеничных чудес, это не убегает, а топчет дерн навстречу вражеским полчищам.

С некоторой точки зрения произошедшее может считаться чудом. В самом деле, потери личного состава наличествуют, но все-таки минимальны. К тому же, не все они подтверждены — имеются пропавшие без вести. Но ведь вполне могло случиться поголовное истребление. То есть, сводный отряд почти цел, выведен из боевого соприкосновения с неприятелем и даже вполне готов к дальнейшим подвигам. Хотя нет, здесь уже присутствуют непоправимые ограничения боевых возможностей принципиального свойства. В самом деле, не смотря на наличие нескольких подвижных единиц, и даже одной пусково-заряжающей установки, как зенитно-ракетная система дивизион более не существует. По всей видимости, турецкая сторона тоже может отмечать победу. Ведь, опять же, с минимизированными потерями (бухнувшийся носом вертолет это далеко и относится не к сухопутным, а к воздушным силам), начисто ликвидировано набившее оскомину ракетное подразделение. Может, именно поэтому турки прекратили преследование? Растерялись, обнаружив в леске целую кучу брошенных боевых машин. Все это, естественно, требовалось как-то утилизировать, на худой конец взорвать. И лучше до наступления темноты. Ночь летом коротка, но кто знает, что еще водится в этих хлипких лесополосах, если здесь вполне могла хорониться столь страшная техника.

Хотя не исключено, что турок остановил и сумасшедший отпор. Все-таки старая добрая «Шилка» сражалась до последнего патрона, и оставить ее пришлось чисто по причине отсутствия материала для перезарядки, никак не из-за поломки или подрыва. Да еще неистощимый на выдумку Корепанов устроил напоследок фейерверк. Обойдя кучу технических заморочек по блокировке «от дурака», сумел запустив две зенитных ракеты в сторону противника. Просто так, без всякого наведения. Черт знает, напакостили ли эти «изделия» хоть кому-нибудь, но видимо психологический деморализующий эффект оказался налицо. Именно после этого трюка основное количество личного состава смогло оторваться от наседающих турок. Наверное, некоторый шок произвел и самоходный командный пункт, неожиданно использовавший все свою весовую категорию для древней русской самолетной привилегии — тарана. Колесный «Рено-VAB» все же не марсоход и не оснащен системой переворачивания с боку на бок после того как опрокинут.

Однако теперь выведенные с места боя остатки дивизионного роя все едино не получалось использовать по технической документации, только как средство транспорта, не более. Планы по будущему противовоздушному партизанству отдельными огневыми установками оказались все же завышенными, и попахивающими авантюризмом. А уж толку от зарядно-пусковой машины 9А39 в этом сложном деле не ожидалось никакого вообще. Сама по себе она не могла ни обнаружить цель, ни выстрелить ракету. Разумеется, можно перегрузить единственную 9М38 на, опять же, последнюю огневую установку, выбравшуюся из боя вообще без ракет, но вероятность использовать одиночную пусковую без средств обнаружения цели все же никак не оправдывала риск. Последний ЗРДН 156-го ракетного полка прекратил существование. Ныне задача командования свелась к спасению людей.

— Очень надеюсь, что никто из наших не попал в плен, — высказывает майор Корепанов сокровенное. — Я себе просто не прощу?

— Прекрати, Алексей, нести околесицу, — прерывает его генерал Редька. — Нашел время плакать. Тут надо дальше ноги уносить. Только вот определиться с направлением и целями.

— Но мы ведь заранее намечали кое-что, Николай Николаевич. Вы как чувствовали, прямо.

— Значит, вершим план минимум по намеченному. Осталось поделить колесную технику. Ваше слово, товарищ Беда?

— Я сразу отрекаюсь. Как и говорил, в Киев я не поеду. В конце-концов у меня в Донецке жена. Сваливать в столицу, в которой все же, надеюсь, нет покуда уличных погромов — нехорошо как-то выглядит. Да и надо турок подолбить, пока и вправду не сбежали. Поскольку до Донецка можно и «пишкы»[142]дотопать, то на джип не претендую, «чур, мое» говорить не буду. Тем более, вы же его приволокли, генерал. Вот и пользуйте.

— Вы, Дмитрий Гаврилович, остаетесь со своими активно партизанить во вражеских тылах, а мы, можно сказать, сваливаем от греха. Так что вам и выбирать технику.

— Не, не надо. Как я буду на захваченном «Хаммере» по Донецку ездить? Басурманы ж тут же тормознут, вы чего?! — в общем, Беда непреклонен.

— Ладно, — отмахивается генерал Редька. — Теперь на счет личного состава. Я забираю с собой Корепанова. Нечего славному ракетчику растрачивать себя в городских перестрелках. Еще кой кого из офицеров и солдат, кто возжелает. Нам, как понимаю, все проще — выбраться из области не проблема — вон она граница — километров десять по ровному. А далее, как поведал «член-корреспондент», все вроде на мази и по мирному. Может, еще и поезда ходят, так что до киевского Василькова мы быстро допрем. Но поверьте, Дмитрий, просто так отсиживаться не будем. Станем биться за вас там.

— Я и так уверен, Николай Николаевич. По-моему, в лесу, на дереве мы оставили наглядную агитацию против предательства и сотрудничества с оккупантами.

— Все, сваливаем. Некогда прощаться в слезах. Даст бог, еще свидимся когда. А «Жигули» и «москвичок» то вам. Раненых мы забираем, у нас все ж гусеничная броня в наличии. Разве что Парфенюка вы все равно хотите тащить с собой. Как хотите. Может, все ж не поволокете его до самого Донецка? Устроите где-нибудь по дороге, в пригороде? В них, все же, поспокойнее.

— Ладно, товарищ генерал, гудбай и прощавайтэ, — дает отмашку Дмитрий Беда. — Вам — «дан приказ ему на запад», а мы, все ж, в другую «сторинку».

2008, 2009 г.г. Донецк