Они встречались еще дважды, все больше сближаясь. Бауманвидел, как млеет в его присутствии юная красавица, но держал дистанцию – снесовершеннолетними связываться было опасно. Но когда Ева сама прыгнула к немуна колени и припала своими жаркими губами к его рту, он не мог не ответить,девчонка оказалась безумно сексуальной. Они страстно целовались, лежа надиване, когда бабушка с Дусиком пришли проведать Еву. Увидев, что вытворяет сее внучкой Андрон (лифчика на Еве уже не было, вместо него грудь поддерживалиладони Баумана), Элеонора пришла в бешенство. «Старый кобель! – оралаона. – Да как ты посмел?! Дотронуться до нее? Я тебя за это в тюрьмуупеку! Как совратителя малолетних!» «Совратитель» чуть не умер на месте отстыда и страха, но ему на помощь пришла Ева. Так же экспрессивно, как бабушка,она стала доказывать, что Андрон не виноват, это она, Ева, его соблазнила…

«Ты хотела отдаться этому павлину щипаному?» – ужаснуласьбабушка. «Я люблю его! – провозгласила внучка. – И выйду за негозамуж!» Тут пришла очередь ужасаться Андрону. Он не собирался менять своюсупругу на семнадцатилетнюю сикушку, о чем тут же сообщил ей и бабушке, послечего был изгнан и навсегда отлучен от дома. Сразу после этого Элеонора повелаЕву к гинекологу, дабы убедиться в том, что ее девственности не нанесен урон.Врач ее успокоил – внучка оставалась невинной, но Элеонора все равно приняламеры: посадила Еву под домашний арест, чтобы та не довела дело до конца.Выпустили ее из-под замка через неделю, когда все поклонники бабушки, молодые истарые, были разогнаны. Элеонора пожертвовала ими ради внучки. Раз они такпадки на свежее мясо, а Ева так неравнодушна к старенькому, нечего вводить иих, и ее в искушение.

После этого Элеонора внучке доверять перестала: она блюлаее, регулярно таскала к гинекологу. Ева же, смертельно обиженная бабушкинымнедоверием, все еще страдающая по Андрону, потихоньку стала бабушку ненавидеть.Она обвиняла ту в эгоизме, самодурстве, вмешательстве в личную жизнь, аглавное, в том, что бабушка разрушила ее счастье… Наивная Ева не хотела веритьв то, что Андрон забыл о ней по собственному желанию, ей думалось, это бабкаего застращала.

Через два года, в девятнадцать с половиной, Ева отдаласьхудожнику-авангардисту. Некрасивому, немолодому, страдающему алкоголизмоммужику. Она решила: чем хуже, тем лучше! Не дала мне сделать это с красивым илюбимым, вот тебе, получай! Евина месть осталась незамеченной – как раз в день,предшествующий плановому осмотру, Дусик умудрился нарисоваться со своимлюбовником перед Элеонорой, за что был изгнан из дома…

После этого Ева бабку окончательно возненавидела! А спустянесколько лет выжила из собственной квартиры, отселив в халупу на окраине.

Отомстила! Показала, кто умнее и хитрее…

Вернее, думала, что показала. А потом выяснилось, чтопоказали ей… Кукиш! Шиш с маслом! Голый зад! Американский «фак» безымяннымпальцем…

Старая ведьма переиграла молодую! Завещала баснословнодорогую и невероятно редкую коллекцию фамильных украшений (фамильныхдрагоценностей князей Шаховских, к роду которых принадлежала бабка, а значит, иЕфросинья!) своей приживалке Аньке Железновой, которая, как утверждалаЭлеонора, приходилась дочерью ее сводному брату, а по мнению Евы, просто быласредством отомстить ей самой – в их родство она не верила. Единственная неверила. Остальные приняли выскочку Аньку за настоящую княжну и даже не пикнули,когда та присвоила себе фамильные цацки.

При воспоминании о коллекции старинных украшений, уплывшихиз-под носа, Ева помрачнела еще больше. Два с лишним года прошло с тоговремени, а она все не могла успокоиться. Ей было до смерти обидно, чтонастоящие произведения ювелирного искусства, можно сказать, шедевры, досталисьголодранке Аньке, выросшей в загаженной коммуналке и ни черта не смыслившей вдрагоценностях, тем более антикварных. Особенно Ева страдала из-за одногоколье. Бабка, до того как рассориться с внучкой, то и дело надевала его своейФросеньке на шею, чтобы та привыкала к нему, поскольку почти три века оно являлосьфамильной реликвией, наследуемой старшими дочерьми той ветки рода Шаховских,которая пошла от именитого пращура бабки – князя Андрея Илларионовича. Кольеэто было роскошным, а камни в нем – огромными. Цена этой «безделушки» явнозашкаливала за миллион (точной суммы Ева не знала, ибо реликвию никто неоценивал – фамильные сокровища, как известно, бесценны), но Ева мечтала о кольене из-за стоимости. Просто для нее владение семейной драгоценностью было деломпринципиальным. Она считала себя законной наследницей – не по документам, а покрови, голубой крови (о матери-простолюдинке и дедушке «из простых» она невспоминала), поэтому так жаждала заполучить колье. Заполучить и любоваться им,и гордиться им, и хвалиться – чтобы все эти выскочки из Дворянского собрания, укоторых есть лишь липовые грамоты, передохли от зависти!

Но колье Еве так и не досталось. Оно ушло, как и многое избабкиной коллекции, чмошнице Аньке. За это Ева ее всей душой возненавидела… Авпрочем, зачем кривить этой самой ненавидящей душой? Уж себе-то можнопризнаться, что не только и не столько в цацках дело. Дело в том, что чмошницеАньке досталось гораздо большее сокровище – роскошный мужик, лапочка, душка:адвокат Петр Моисеев, в которого Ева по-настоящему влюбилась. Впервые за многиегоды! С тех самых пор – с Андрона! Да так, что сама себе удивлялась.Навязывалась ему, ничего не требуя взамен, себя предлагала, как последняяшлюха… А он…

А он ее отверг!

Нет, правильнее будет сказать – отшил. Яростно, холодно,обидно!

А потом женился на чмошнице Аньке! Потащил под венец, какположено, привел в свой дом, сделал эту дуру хозяйкой. Кто-то говорит «любовь»,но Ева уверена – корысть. Падок оказался душка адвокат на княжеские сокровища!Истинной наследнице рода Шаховских, утонченной красавице Еве, предпочел АнькуЖелезнову, ныне богатую наследницу старой Элеоноры, а некогда лохушку изкоммуналки…

– Черт, жаль, что Дусик ее тогда не прибил! – злорыкнула Ева, как делала всякий раз, вспоминая о своей так называемойродственнице.

Настроение от этих воспоминаний еще больше испортилось, иЕва, едва сдерживая злость, гнала по трассе, спеша быстрее попасть домой. Тамуютно, комфортно, мило, там удобный диван, махровый халат, носки из верблюжьейшерсти, там можно скинуть с себя элитные шмотки, стереть с лица влагостойкиймакияж, юркнуть в кровать и валяться, попивая любимую перцовку (и дляуспокоения нервов хорошо, и при простуде) и тупо пялясь в телевизор. Кто бызнал, как в последнее время Ева уставала от своей публичности, от тусовочнойжизни, от этого чертового гламура! Хотелось плюнуть на все и, закрывшись вквартире, лопать запретные булки, пить горилку, ходить в верблюжьих носках,халате и хлопковых трусах, а главное, никого не видеть: ни журналюг, никозликов-поклонников, ни фанатов, ни собратьев по тусовкам, ни своегопродюсера…

С этими отнюдь не приятными мыслями Ева подрулила к своемудому. Поставив машину на привычное место, она выбралась из салона, прихвативпакет с купленным провиантом. У двери замешкалась, доставая магнитный ключ отподъезда, но все ж таки выудила его из кармана, открыла.