А потом кто-то очень тяжко вздохнул совсем рядом, и меня обхватила огромная лапища и поставила на ноги, а следом мне на ухо прошипели:

– Я понимаю, что вы не в восторге от замужества со мной. Но приходить на церемонию пьяной! Вы позорите славное имя вашей семьи.

«Что?!» – Я бы воскликнула это вслух, если бы язык меня слушался, а так просто прошипела невнятное: – Пш-ш-шо?!

Одновременно с этим где-то рядом гаркнуло:

– Леди Глинвейр, согласны ли вы стать женой графа Костоньера?

«Женой? Кого? Разбудите меня! Срочно меня разбудите!»

– Леди Глинвейр… – звучало где-то над головой.

Я медленно её подняла. Только для того, чтобы в возникшем синеватом свете луны различить огромную морду ящера, смотрящую на меня изумрудно-зелеными миндалевидными глазами.

Голова с интересом взирала на меня. Высокая костяная корона возвышалась чуть выше глаз, по бокам от неё виднелись остроконечные ушки. Все тело было покрыто чешуей.

Я стояла рядом с огромным ящером. Мы находились в огромной церковной зале. Длинные окна и стеклянный купол крыши пропускали лунный свет. Приглушенно горели свечи по всему периметру. А чуть дальше, на возвышающейся трибуне, стоял священник с книгой в руках. Он с неудовольствием взирал на меня.

– Леди Глинвейр, – повторил тонкими губами, – вы согласны стать женой…

«Всё, с меня хватит!» – протянуло мое сознание.

Дальше я не слышала, что там говорил священник.

И он, и зеленые миндалевидные глаза для меня померкли, ударило вспышкой лунное сияние, и все вокруг исчезло в чёрной-чёрной тьме.

– Вы живы? Леди? Вы живы?

Спросонья я не могла понять, кто ко мне обращается. Но зато хорошо ощущался запах лаванды и мяты. Такие любила моя мама и всегда добавляла в стирку ароматизаторы.

– Мама, – прошептала я, находясь в смутном полусознании, – мне снился жуткий сон, будто меня отдают замуж ящеру.

– Леди! – прозвучало испуганно. – Тише, леди! Не дай высшие, господин через расстояние услышит, что вы его ящером называете.

Сознание вернулось молниеносно.

Я тотчас пришла в себя.

Во-первых, маму практически не интересовало её быстро выросшее дитя. По крайней мере, она считала, что вполне хватает поздравлений с праздниками, чтобы знать, что у меня все в порядке.

Во-вторых, её просто не могло здесь быть. Она с любимым сейчас ест голландские сыры и запивает виски.

В-третьих, с каких пор ко мне обращаются «леди»?

Раскрыла глаза.

Пришлось проморгаться, чтобы по достоинству оценить продолжение моего кошмара. Я находилась в большой комнате. В распахнутое окно проникал солнечный свет. Тяжелые дорогие портьеры свисали до самого пола. Высоко над головой красовались деревянные потолки с узорами. Винтажная люстра со свечами. У стены напротив каменный камин. Чуть дальше огромное зеркало в витиеватой золотой раме. Еще дальше дверь с золотой окантовкой и ручкой. Комод. Широкая софа, тоже винтажная. Шкаф. Огромный высокий шкаф.

Очень странная обстановка.

Оглядела себя.

Я лежала на огромной кровати, прикрытая меховым пледом.

Или это не плед, а… Хорошо выделанная шкура неизвестного мне животного, при жизни бывшего белоснежным.

Я зажмурила глаза, ущипнула себя за руку.

«Ох, больно!»

Снова открыла глаза. Комната не изменилась.

А рядом с кроватью стояла растерянная девушка в синем строгом платье до пола. На голове красовался беленький чепчик, из-под него выбивались белоснежные локоны. Не просто блонд, а совсем белые, снег снежный, обрамляющий светлое личико.

Девушка с тревогой смотрела на меня. Неестественно синие, лазурные глаза выглядели испуганно.

– Где я? – шепнула я плохо слушающимися губами.

Девушка покачала головой.

– Леди совсем плохо. Вы явно не себе, – проговорила, поправляя на голове чепчик. – Я, пожалуй, вызову лекаря.

– Не нужно лекаря, – послышался молодой задорный голос.

Я повернулась на него.

В комнату впорхнула рыженькая курносая девчонка лет семнадцати с яркими зелеными глазами и кучей веснушек на щеках.

Шурша пышными юбками платья, она кинулась ко мне и, порывисто обняв, воскликнула:

– Дайна, дорогая, ты так напугала нас!

Приподняла голову, нахмурилась.

– Лайя, вы можете быть свободны. Я сама позабочусь о сестре.

Служанка отвесила поклон и удалилась.

А рыжая приподнялась и села на кровати. Взгляд её стал хмурым.

– Дая, ты что творишь? Весь двор в смятении – упасть в обморок при бракосочетании с графом! Ты всех испугала. А уж как переживал граф… Он отправил тебя домой. Но перед этим сказал, что тебе нужна помощь лекаря. И он готов подождать твоего выздоровления для продолжения церемонии. Но как он это сказал! У меня было чувство, что едва сдерживал ярость. Расскажи, что случилось у алтаря? Я стояла слишком далеко, чтобы хоть что-то понять.

Я ошарашенно смотрела на рыжую.

– Бракосочетание? С графом? Каким графом? Это вы про ящера?

Похоже, мой кошмар не собирается прерываться.

Рыжая напряглась.

Сузила глаза.

Минуту внимательно смотрела на меня, а в следующий момент вскочила и кинулась к двери.

Выглянула за нее и аккуратно, но плотно прикрыла. Повернула ручку, запирая. И только потом снова вернулась ко мне.

– Дая? – переспросила еще раз, но уже с любопытством в голосе. А после выпрямилась и уже удивленно воскликнула: – Неужели она это сделала?!

Нервно прошлась по комнате, закусывая губы и теребя пальцы.

– Ох, Дая, Дая, что же ты натворила!

– Кто, что натворил? Что я здесь делаю? – не выдержала я, откинула плед и села. С неудовольствием заметила, что облачена я в свободную белую рубаху почти до пят. И под рубахой, судя по всему, у меня ничего нет. От возмущения начало стучать в висках. – Мне кто-нибудь объяснит, где я и что происходит? И почему я одета в это?

Я порывисто встала с кровати и… Вместе со мной поднялось отражение в зеркале. Мое отражение. Только было оно совсем не моим.

Из зеркала на меня смотрела та самая девушка с серыми глазами и копной русых волос. Дайна – так представилась она, любезно предоставившая мне ночлег.

Я стояла в оцепенении, смотря на себя её глазами.

– Мамочка! – шепнула, понимая, что готова вот-вот расстаться с остатками разума. И уже громче, на выдохе воскликнула: – Это не я!