— Я рад, — мистер Флэнаган удовлетворенно похлопал себя по колену.

Никогда ещё он не испытывал такого бурного душевного подъёма, и он сам не мог ответить себе на вопрос, когда же его обуял такой восторг: он был одним из тех немногих, кто весьма критически относился ко всем замыслам «Уайт Стар Лайн» после нелепого происшествия с «Олимпиком», старшим братом «Титаника». Мистер Флэнаган радостно заключил, снова раскрывая газету:

— Радуйтесь и улыбайтесь, леди, мы покорим Америку!

* * *

Обычно Мэри Джеймс возвращалась домой поздно. Бывало и так, что она вовсе домой не возвращалась. В дни особенно важных торжеств наподобие годовщины коронации его величества, визитов почётных гостей и дней рождения членов семейства Флэнаган мисс Джеймс находилась на дежурстве при детях даже глубоким вечером, плавно перетекающим в ночь. На случай, если Мэри Джеймс срочно потребуется Шарлотте, которая не знала ни границ, ни приличий, у Флэнаганов дома была оборудована небольшая комнатка: там Мэри могла бы прикорнуть до утра.

Но в этот день, хотя он, несомненно, был для семейства Флэнаганов важным, Мэри отпустили домой. Она должна была собрать вещи и предупредить сестру о скором отплытии.

— Суматошно будет, мисс Джеймс, — уважительно сказал один из слуг мистера Флэнагана, Дик, помогая Мэри забраться в кэб.

Мэри вяло покивала. Она не любила приключения, путешествия и новизну; идея мистера Флэнагана её не только не вдохновляла, а даже и тревожила.

— Вероятно, — негромко откликнулась она, — доброй ночи, Дик. Благодарю за помощь.

— Доброй ночи, мисс Джеймс, — Дик неуклюже раскланялся и отошёл от кэба. Лошади вздрогнули под хлёстким ударом кнута, кэбмен весело расхохотался, и кэб запрыгал по мостовой, поворачивая за угол.

Особняк Флэнаганов приветливо моргал Мэри окнами, пока кэб не обогнул его и не влился в вечернюю вереницу экипажей, что спешила по просторной улице. Мэри жила вдали от богатых и вычурных кварталов, где всё дышало снобизмом и выхоленной за века самоуверенностью. Мистер и миссис Флэнаган, как порядочные и респектабельные люди, проживали в Белгравии: этот район ещё со времён регентства славился как место обитания британской элиты и сливок общества иммигрантов. Белгравия должна была благодарить за свой подъём Ричарда Гросвенора, второго маркиза Вестминстера, ведь именно он выхолил главные площади района. Вдалеке мелькнули чёрные на фоне сизого закатного неба шпили Вестминстерского аббатства, торопливо прокатился сбоку ещё один кэб. Обычно, если Мэри поздно возвращалась домой, она дремала, наслаждаясь редкими минутами одиночества. Но неожиданное решение мистера Флэнагана взволновало её так, что всякая сонливость с неё слетела. Путешествие через Атлантику представлялось Мэри не волнительным и романтическим опытом, а тяжёлым испытанием, перенести которое ей пришлось бы, поскольку мистер Флэнаган уже купил для неё и для Лиззи билеты.

Сжимая пальцы до посинения, до совершенного онемения, Мэри сидела, вытянувшись, в кэбе, как неживая, сверлила взором свои колени и напряжённо думала. До встречи с Лиззи оставалось совсем немного: кэб уже бодро застучал колёсами по Ноттинг-Хилл Гейт. Мэри всё так же смотрела на свои колени и собиралась с духом. Смелости у неё оставалось с напёрсток, а напряжение росло и окутывало её липкой паутиной.

— Приехали!

Она даже вздрогнула, когда кэбмен вдруг весело осадил лошадей и бойко окликнул её.

— Мисс, приехали, — напомнил он терпеливо, — мы на месте.

Мэри тут же неуклюже закивала. Она крикнула кэбмену:

— Да-да, конечно! Благодарю вас, сэр! Вы очень мне помогли!

Кэб умчался так лихо, словно бы кэбмен предчувствовал, что с Лиззи лучше не встречаться. И, действительно, это было так. Мэри помялась на дорожке, поправляя воротнички и что-то отыскивая в карманах, попыталась вдохнуть свежий воздух, хотя грудь у неё так сдавило, что лёгкие не желали раздуваться, грустно поглядела на соседние дома и несколько раз переступила с ноги на ногу. На нижнем этаже домика, который она снимала для Лиззи, ещё горел свет, значит, Лиззи не спала. Если бодрствовала служанка, которую Мэри забрала из отчего дома, свет был только в окошках, выходивших на задний двор. Мэри снова вздохнула, переплела пальцы и неуклюже зашагала к родному порогу. Аренда этого домика дорого ей обходилась: иногда не хватало денег даже на самое необходимое. Мэри давно забыла, когда покупала себе новые платья или туфли; чтобы соответствовать господам Флэнаганам, она научилась придавать старой вещи вид едва купленной и подсчитывать каждый пенни. Подробнейший список всех доходов и расходов Мэри держала в ящике прикроватной тумбочки и обновляла его ежедневно. Чтобы обеспечить Лиззи достаток и благополучие, Мэри не могла ослабить бдительности ни на минуту. Бесконечные тяжёлые раздумья о воспитании сестры и сопряжённых с этим тратах быстро сделали Мэри взрослее. Когда она уходила из дому, незнакомец мог бы спутать её с подростком. Сейчас, хотя прошло всего несколько лет, Мэри уже выглядела намного старше — и иногда, если на неё нападала задумчивость, даже казалось, что ей больше лет, чем на самом деле. Теперь у Мэри часто болела голова по утрам, порой сжималось в тяжкий ком и отказывалось стучать сердце, а мечты, которые она лелеяла в юношестве, были давно уже мертвы, забыты и похоронены.

Мэри поднялась по гладким ступенькам и негромко постучала, чтобы к дверям подошла Кэт, но открыла ей не Кэт, а Лиззи.

— Добрый вечер, — окинув её сумрачным взглядом, пробубнила Лиззи и посторонилась.

Темноволосая, бледная Лиззи предпочитала платья серых оттенков, и в полумраке, который наступал с порога, её тонкая фигурка словно растворялась. Лиззи всегда посматривала колко, исподлобья, как зверь, просчитывающий следующую атаку, и Мэри она не улыбалась уже давно — так давно, что Мэри могла бы забыть, когда именно, если бы не знала точно: в последний раз она застала улыбку на лице Лиззи накануне их отъезда из родительского дома. Лицо Лиззи обрамляли, заключая в прямоугольную рамку, тускло блестящие тёмные локоны. Мэри вдруг подумалось, что Лиззи пора подстричь чёлку.

— Почему ты ещё не спишь? — Мэри неловко снимала обувь под тяжёлым, как камень, взглядом сестры. — Уже поздно. Я велела тебе ложиться, не дожидаясь меня.

Лиззи выставила острый подбородок и фыркнула:

— Кэт мне разрешила.

Мэри устало вздохнула и покачала головой. Кэт, низкорослая бойкая шотландка, знала сестёр Джеймс с детства и за время работы у их родителей, кажется, нисколько не изменилась. Для Мэри она была человеком без возраста: у неё по-прежнему было лишь несколько морщинок в уголках глаз, густые, не сбрызнутые сединой волосы, живой взор и проворные, привыкшие к работе грубые руки. Кэт выглянула из дверей и тут же потупилась. Лиззи была её любимицей. Что Лиззи ни попросила бы,