Сражаясь за восхождение семьи по общественной лестнице, бабушка мечтала увидеть плоды своих усилий, мечтала об удачных браках для внуков, о рождении достойных правнуков. Равнодушие молодого поколения к этому вопросу приводило ее в гнев.

Оливер допускал, что у нее было право сердиться. В раннем детстве внуки мало видели бабушку. После смерти мужа она была слишком занята делами пивоварни. Но младшим детям она заменила мать, и они ее боготворили. И сам Оливер боготворил, если только не ссорился с ней из-за денег.

— Садись, Оливер. — Бабушка вперила в него острый взгляд голубых глаз. — Перестань бродить из угла в угол. Ты меня нервируешь.

Оливер прекратил ходить, но садиться не стал. Бабушка нахмурилась и расправила плечи.

— Я приняла решение относительно вас, дети, — произнесла она таким тоном, словно они все еще оставались несмышленышами. — Вам пора устроить ваши судьбы. — Голос бабушки окреп. Она обвела комнату строгим взглядом. — Я даю вам год. В это время все будет оставаться по-прежнему. Потом всех до единого я лишу содержания и вычеркну из завещания. — Молодые люди замерли и перестали дышать. — Если только… — Бабушка сделала эффектную паузу.

Оливер заскрипел зубами.

— Если — что?

Она перевела на него взгляд.

— Брак — вот что вас всех спасет.

Оливеру следовало этого ожидать. Ему тридцать пять. В таком возрасте большинство титулованных мужчин уже женаты. Бабушка часто выражала неудовольствие тем, что у титула до сих пор нет наследника. Но, черт возьми, кому нужны потомки столь неудачного союза? Его отец женился ради денег. Результат оказался сокрушительным. Оливер даже в самой суровой нужде не станет повторять такую роковую ошибку.

Бабушка знала об этих его настроениях, понимала его и сейчас, вынужденная оказывать давление на него, угрожая его братьям и сестрам, чувствовала, что совершает предательство.

— Ты готова сковать меня по рукам и ногам и потому запугиваешь разорением братьев и сестер? — в гневе воскликнул Оливер.

— Ты не так меня понял, — холодно возразила бабушка. — Когда я говорю о браке, то имею в виду не только тебя, а всех вас. — Она обвела взглядом молодых людей. — Вы все должны вступить в брак до истечения годичного срока, иначе можете прощаться с вашим наследством. Более того, через год я откажусь от городского дома, ведь я живу там лишь потому, что там живут внучки. Они не получат приданого. Я перестану оплачивать жилье Гейба и Джаррета в Лондоне и расходы на конюшни. Если вы пятеро не найдете себе супругов, моя поддержка на этом кончится. Вас будет содержать один Оливер.

Оливер зарычал. Он унаследовал громадное поместье, где едва сводил концы с концами. О доходах приходилось только мечтать.

Гейб выскочил из-за стола.

— Бабушка! Ты не можешь так поступить! Девочкам негде будет жить! А нам с Джарретом что делать?

— Полагаю, вы вполне можете жить здесь, в Холстед-Холле, — бесстрастно ответила она.

— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Мне придется открывать дом, обустраивать его, — возразил Оливер.

— А Господь это ему запрещает, — не без сарказма заметил Джаррет. — Кстати, у Оливера есть на что жить, он получает кое-какой доход с поместья. Если мы все выполним твой приказ, а он откажется, остальные будут наказаны несправедливо.

— Тем не менее, таковы мои условия, — холодно отрезала бабушка. — Я не собираюсь торговаться, мой мальчик.

Конечно, Джаррет мог говорить все, что хочет, но бабушка отлично знала: Оливер не оставит своих родных братьев и сестер без поддержки. Воспользовавшись привязанностью детей друг к другу, она таки сумела заставить молодежь плясать под свою дудку.

Блестящий план, дьявольский, но блестящий! Скорее всего, он единственный, какой может сработать.

Касалось бы дело одного Джаррета, он вполне мог бы послать бабушку к черту, но он ни за что не решится обездолить своих сестер, обречь их на жизнь старых дев или гувернанток. Минерва, которая немного зарабатывала литературным трудом, могла бы фыркнуть, с презрением отвергнуть бабушкины условия и постараться прожить на собственные доходы, но бедности других она бы не вынесла.

Каждый из них станет беспокоиться об остальных, а это значит, что все будут делать то, что им приказала бабушка, даже Оливер.

— Если бы ты постарался, — продолжала она, — поместье давало бы доход. Вы пятеро разделили бы между собой хозяйственные обязанности… — Она бросила на Оливера лукавый взгляд. — Если бы твой брат больше интересовался делами, а не гулянками и всякого рода девицами, то доходов могло бы хватить на всех.

Оливер заставил себя промолчать. Бабушка прекрасно знала, почему он с трудом переносит даже краткое пребывание в этом доме. Отец женился на матери ради денег, чтобы спасти родовое гнездо. Оливер не допустит, чтобы это проклятое поместье разрушило его жизнь так же, как разрушило жизнь родителей.

— Мне известно, — продолжала бабушка, — что Оливер недавно продал последние остатки семейной собственности, не ограниченные майоратом. И все для того, чтобы заплатить ваши общие долги, джентльмены, раз я вам отказала. Больше продавать нечего. Если вы желаете продолжать жить с удобствами, моя поддержка вам необходима.

Черт возьми, она права. Если не будет дома в городе и у братьев не будет жилья, им всем придется жить здесь, в том числе и самому Оливеру, ведь упомянутые бабушкой остатки собственности как раз и были до последнего времени его домом в городе. Обдумывая создавшееся положение, Оливер жил у братьев, но он и вообразить не мог, что дело дойдет до того, что на доходы от имения придется жить всем, включая их будущих жен и детей.

Неудивительно, что бабушка с таким успехом управляла пивоварней последние двадцать два года. Это же настоящий Макиавелли в юбке!

— И кто же тогда унаследует пивоварню Пламтри? — спросил Оливер. — Неужели ты не оставишь ее Джаррету, как хотел дед?

— Я завещаю ее вашему кузену Десмонду.

Джаррет зарычал, а Минерва воскликнула:

— Нельзя этого делать! Десмонд тут же ее разорит!

Бабушка пожала плечами.

— А мне-то какое дело? Я уже буду на том свете. Если вы не захотите ничего сделать, чтобы пивоварня осталась в семье, то какая разница, что с ней будет?

Тут не выдержала Селия и вскочила на ноги.

— Бабушка, ты же знаешь, что сделает Десмонд. Он наберет на работу детей и замучает их до смерти! — Селия со всей страстью боролась против эксплуатации детского труда. — Ты только посмотри, что творится у него на фабрике. Нельзя оставлять ему пивоварню!

— Я могу завещать ее кому хочу, — холодно проговорила бабушка.

Наверняка она блефует, решил Оливер. Бабушка ненавидит Десмонда не меньше, чем любой из них. С другой стороны, блеф не ее стиль.

— Может быть, ты и супругов нам выберешь? — с горечью спросил он.