Да что там говорить, что никто не мог – ни у кого духу бы не хватило сказать, что молодая, только что вышедшая замуж девушка могла пожелать смерти своему любимому. Язык не повернулся бы произнести такое!

Анна поднялась и, превозмогая головную боль, добралась до холодильника, в котором стояла бутылка минералки. Крышка легко крутанулась на месте. Не тратя силы на поиск стакана, она с жадностью припала к горлышку, не останавливаясь, пока не выхлестала половину.

«Собраться и поехать на кладбище, – выродила она первую трезвую мысль. – Сначала на кладбище, а потом в церковь».

Она уже давно почти ничего не ела, впрочем, чувство голода не появлялось. Безуспешно подружка Тоська притаскивала ей фрукты, пыталась увлечь разговорами о поездках заграницу, о работе, знакомых… смешно… какая заграница? Какая работа? Нет его – значит, нет ее.

Впрочем, на кладбище съездить все-таки надо. Не по-человечески это как-то, валяться здесь в тепле и уюте, когда он там совсем один…

Да, доползти до кладбища и…

Аня медленно натянула джинсы, которые сделались ей велики в талии и бедрах и пузырились на коленях, длинный джемпер с горлом, повязала голову черным платком, сунула ноги в кроссовки и – последний штрих – напялила на лицо черные широкие очки «черепаха Тортилла» – хит прошлого сезона. Из зеркала на Аню глянул полутруп с бледным, распухшим от слез лицом. Существо без возраста, хотя, возможно, возраст ей все-таки дали бы: лет сорок в самом лучшем случае. Сорок, когда в реальности едва перевалило за двадцать. Так дела пойдут – менты начнут придираться, что паспорт фальшивый.

Хотя какая разница?

Не торопясь, она сунула в сумку кошелек, подобрала с пыльной полки неожиданно тяжелую связку ключей. Охая, точно вдруг состарилась еще больше, выбралась из квартиры, тщательно закрыла дверь на два замка. И… чуть не столкнулась с выскочившей из соседней квартиры здоровенной, точно снежный человек, теткой в ситцевом халате, повязанном сверху грязным фартуком.

Аня охнула, хватаясь за дверную ручку и пытаясь сохранить равновесие, в то время как сумасшедшая баба с ревом пронеслась мимо нее, выскочила на лестницу и перегнулась через перила, свешивая в пролет огромные груди.

– Сто-о-ой! Паразит! Стой! Мне надо, неужели не понимаешь, девятое сентября, изверг, день его рождения!

– Пошла в жопу, – донеслось снизу, и заглянувшая из-за спины тетки в глубину лестничного пролета Аня увидела худощавого невзрачного паренька в черной шапочке-пидорке и черной кожаной куртке, едва доходящей до талии.

– Я брошку нашла, старинную, мамину. Ну, поднимись на минуточку. Вещь реальная. Дорогая.

Аня отпрянула, снизу послышались шаги, соседка облегченно вздохнула, чуть отодвигаясь от перил, но бдительности не утратила, готовая в любой момент пуститься в погоню.

– Что там у тебя? Давай, только быстро. – Должно быть, из-за мощной спины соседки маленькая Аня была для него незаметна. – Фуфло! Монета, и поздравляй своего Василия.

– Монета?! Да у меня эту брошь, если хочешь знать, в Эрмитаж просили!

– Ну, так сдай в Эрмитаж.

Должно быть, парень попытался уйти, потому что соседка вдруг бросилась вниз по лестнице, шлепая тапочками.

– Как монета?! Почему всего одна монета?!

– А сколько? Скажешь, пять? По миру меня пустить вздумала?

– Ну, пять. Да ты не помрешь, кровосос. Знаю я таких!

– Две. Поздравишь сегодня, и потом еще раз звякнешь. Куда больше? Отвали.

– Четыре.

– Ладно. Три, и помни мою доброту.

Они замолчали. Аня чувствовала себя по-идиотски. С одной стороны, она еще не настолько хорошо стояла на ногах, чтобы рисковать, спускаясь рядом с людьми, которые в любой момент будут либо драться, либо гоняться друг за другом и могут запросто свалить ее с лестницы, с другой, было неприятно, что она невольно стала свидетелем чужой тайны.

Аня совсем уже было решила вернуться к себе, когда они, по всей видимости, пришли к соглашению, и красная от напряжения соседка грузно прочапала мимо Анны в свою квартиру.

– Вот жисть-то пошла, Аннушка, как моего Васеньки не стало, совсем я поиздержалась на этих звонках. М-да… Вначале еще вроде как и не очень дорого казалось, а как тариф повысили – совсем труба. А Васенька, он же не понимает, что у нас здесь кризис мировой, что я вдова горькая без работы нынче. Ему в любой день со мной говорить хочется, потому как прижиться там без меня не может. Кабы он бабу нашел, так нет же в том мире ни баб, ни мужиков путевых… одним святым духом питаются… – Соседка сокрушенно покачала головой на мощной шее. – Ты, сказывали, тоже вдовица нынче? Горе-то водярой заливаешь, или так подыхаешь в своей норе?

Аня задавленно кивнула. На глаза навернулись привычные уже слезы.

– Сама вижу. Какая счастливая баба в пять вечера, в пасмурную погоду такие очищи добровольно напялит? Сразу понятно: либо любимый от широты душевной вдарил, либо плакала ночь напролет. В твоем случае – второе. Глаза-то, небось, «здравствуй Вьетнам»?

– Вам-то что? – Аня хотела уже протиснуться мимо бабы, но та остановила ее, положив мощную руку на плечо, да так, что у Ани колени чуть не подломились, и сама она еле удержалась от того, чтобы не сесть на пол.

– Да ты не ерепенься, не выдрючивайся, девка! Все в одной лодке. На вот, глянь сюда, видишь?

На раскрытой ладони соседки лежали три одинаковые черные монетки или фишки с белыми черепом и костями.

– Не понимаешь? – соседка горделиво усмехнулась, – Спорим, ты плачешь по ночам не потому, что одна осталась, и теперь что делать не знаешь, а по-другому? Потому что недоговорили вы с Димкой что-то? Что-то промеж себя не выяснили? Что ясности нет. Только-только солнышко выглядывать начало, как все пожрал туман?

Аня снова кивнула, переводя взгляд с игральных фишек на полоумную бабищу.

– Одна монетка – один звонок, и твоя проблема решена! Понимаешь, к чему клоню? Всего одна фишка, и ты сможешь поговорить со своим Димкой, так же, как я со своим Васенькой почитай уже третий год как разговариваю.

– Вот еще глупости! – Аня вырвала руку, и, чудом не потеряв равновесия, схватилась за перила лестницы и быстро начала спускаться. Впрочем, сумасшедшая соседка не предприняла попыток остановить ее.

До кладбища нужно было ехать на маршрутке. Аня купила букетик фиолетовых астр, которые муж особенно любил, и забралась в точно специально ждущую ее газельку. С отвычки, обилие пассажиров действовало угнетающе.

Аня забилась в уголок, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Маршрутка вильнула пару раз на знакомых поворотах и остановилась возле кладбищенской ограды, где лениво дожидались покупателей несколько торговок с живыми и искусственными цветами. Проходя мимо бабы в цветастом платке, рядом с которой на газете были разложены перчатки и аккуратненькие коротенькие лопаточки, которые, судя по стоящему тут же объявлению, можно было взять напрокат, Аня невольно подумала, что было бы неплохо хоть сколько-нибудь поухаживать за могилкой Димки. Но на этот подвиг сил уже не было. И прижав к груди скромный букетик, она прошла мимо торговок, держа курс на центральную аллею.