Вы так аппетитно рассказывали про книгу «Чужой дом» (вероятно, в подлиннике это звучало как Casa d’altri), что мне тоже захотелось ее прочесть. Не могли бы Вы отправить ее вместе с Рильке, которого, я надеюсь, Вам удастся отыскать?

Эта итальянская книга не дает мне покоя. Я все думаю о пожилой женщине, о священнике, об их тайне, о возникшем между ними непонимании, о невозможности открыться друг другу. Я любуюсь закатом, завтракаю, еду на машине по узкой сельской дороге, и постоянно думаю об этой истории. Не могу равнодушно наблюдать, как пересекаются и расходятся людские судьбы, по глупости, по трусости, из-за неумения открыться, объясниться. Мне всегда хочется проскользнуть прямо в роман и заставить героев сказать друг другу правду. Вчера я был так поглощен этой Вашей книжкой, что едва не попал в аварию.

А ведь езжу я очень медленно, другие водители обгоняют меня, возмущенно сигналя, и я прижимаюсь к обочине, чтобы ненароком не столкнули в канаву! Еще я часто останавливаюсь… Смотрю, как море обтачивает скалы. Разглядываю старый домик с такой низкой дверью, что, кажется, при входе неизбежно ударишься лбом. Любуюсь рельефностью столетнего дерева, различаю гримасы горгулий в наслоениях черно-белого кремня.

Я не ограничен во времени. Моему издателю не достаточно информации в чистом виде. Он хочет, чтобы книга получилась сочной, полной жизни и чисто французских эмоций! По его словам, именно «правда жизни» делает издание коммерчески успешным, одними адресами и рецептами обойтись нельзя. Для американцев французы — такой забавный народ, противоречивый, гордый, непокорный, горячий, особенно в сравнении с нами, холодными и сдержанными потомками англосаксов. Вы — резвые быки, а мы — сонные окуни! Французы, в свою очередь, считают, что все американцы — богатые, тучные невежи! Страсть как люблю спорить по этому поводу с французами, впрочем, в их глазах я — англичанин (для француза это ничуть не лучше!).

Есть такой итальянский автор, очень его люблю, — Эрри де Лука. Вы знакомы с его творчеством? Если нет, немедленно прочтите, будете на седьмом небе от счастья, как Вы говорите. В итальянской литературе много потаенных сокровищ. Именно их я изучал, когда жил в Италии. Многих авторов литературный мир вообще не замечает. Обсуждается все время один и тот же узкий круг писателей, а другие — сильные, яркие — пребывают в тени именитых старших собратьев.

(Забавно, по ошибке набрал «страшных» — неслучайная опечатка. Слава старших — Моравиа, Павезе, Пиранделло, Кальвино, Буццати — стала страшным препятствием на пути молодых). Мне приходит в голову еще одно название — «Сын Бакунина» Серджио Атцени, люблю эту книгу безумно. (Глагол «обожать» для меня табу. Во французской начальной школе я прочно усвоил, что обожать можно только Всевышнего). В этой книге о главном герое рассказывают разные люди, знавшие его близко и не очень. Одни находят его добрым, славным, спонтанным, романтичным, другие — высокомерным, жестоким, приземленным, мелочным. Потрясающая книга!

Как много лиц у каждого из нас…

Я думаю, свою вину можно искупить, Вы согласны?

В самом начале книги есть такая фраза: «И ты поймешь, что остается от человека после смерти в устах и памяти живых». Одно и то же качество некоторые назовут жеманством, а другие высокомерием. Безумная требовательная любовь иным покажется пустым баловством. Интересно, какими запомнимся мы?

Что останется от меня после смерти?

Похоже, мадемуазель, я заразился Вашей разговорчивостью! Просто мне иногда бывает так одиноко! Приятно говорить с тем, кто нас слушает, а ведь я знаю, что мое письмо Вы прочтете внимательно, поскольку речь в нем идет о нашей общей страсти.

С дружеским приветом,

Джонатан Шилдс

P.S. Не могли бы Вы мне объяснить разницу между словами «беспардонный» и «бесцеремонный»? Заранее извиняюсь, что отнимаю у Вас драгоценное время, но словарь мне, увы, не помог…

Кей Бартольди

«Дикие Пальмы»

Набережная Мопассана, 14

Фекамп

20 ноября 1997.

Мсье!

У меня для Вас хорошие новости. Только что отправила Вам посылку. К двум книгам из Вашего списка я рискнула добавить «Если забуду тебя, Иерусалим» (к сожалению, по-французски), чтобы Вы могли насладиться этим романом в первоначальном варианте.

Эта книга глубоко меня потрясла! Всепоглощающая любовь Шарлотты, на которую Вилбурн, в силу своего воспитания, своей боязни женщин и плоти, не способен ответить… Она, желтоглазая, резкая и дерзкая, как клинок самурая, увлекающая его в губительную пучину страсти… И он, неловкий, желающий добра и творящий зло! И их любовь, ведущая к смерти, к отказу от ребенка!

«Да, — подумал он, — между страданием и небытием я выбираю страдание». Он не в силах забыть Шарлотту… А старый каторжник стремится в единственно знакомую, тихую обитель под названием «тюрьма». Каждый из нас испытал нечто подобное, не так ли?

Я снова увлеклась, но книга бесподобная.

Мне нравятся истории любви острой и запретной, бескомпромиссной, безжалостной, не ведающей преград. Истинная любовь не снисходит до житейских условностей, не подчиняется идиотским законам повседневного человеческого бытия…

Мне нравится «Старая любовница» Барбея д’Орвилли.

Нравится «Грозовой перевал»[8].

Нравятся «Отелло», «Ромео и Джульетта», «Элоиза и Абеляр», «Принцесса Клевская»[9], «Португальские письма»[10]и сонеты Элизабет Браунинг…

Я люблю парить высоко над землей с одной из этих книг. Вечерами, глядя из окна одинокой спальни на бушующее, пенистое море, подобное беззубой колдунье, я представляю, как врывается в мою дверь Роберт Браунинг и, сжав меня в своих крепких объятиях, принимается читать стихи! Должно быть, поэтому я поселилась в портовом городе: жду, что за мною явится прекрасный пират, и умчит меня прочь на своем галионе!

Не вздумайте смеяться! Не я одна погружена в мечты! Не притворяйтесь человеком, которого ничто не может тронуть! Не стройте из себя мужчину, который не снизойдет до женских причуд! Быть разумным и неприступным — сомнительная привилегия!

Полгода тому назад моя парикмахерша привела ко мне в магазин дочку. Четырнадцатилетняя девчонка, зажатая, колючая, стояла, тупо разглядывая собственные кеды. Мать была в отчаянии. Ребенок совсем не учится, ни с кем не дружит, никуда не ходит. Мать не знала, что с нею делать (сама она, как моя Натали, не читает ничего кроме детективов, покупает их по две штуке в карманном формате и жадно проглатывает). Я взяла девочку за руку, дала ей «Большого Мольна» Алан-Фурнье. Она даже не поблагодарила, просто сунула книгу в карман куртки. Мать расплатилась, и они ушли.