как минимум. Но в один день случилось непоправимое – на тарелке появилась трещина. Меня эта трещина, собственно, не очень волновала, она лишь отделила одного поросёнка от остальных, но рисунок не портила. А вот папе она сразу не понравилась. Казалось бы, тарелка не его, чего же он переживает. Но у взрослых своё видение, и в трещине на тарелке им виделся знак надвигающейся беды. С того дня началась реализация папиного коварного плана по конфискации моего небольшого треснутого имущества. Просто взять и выбросить тарелку он не мог, а предложить мне есть из другой не было смысла – я бы не променяла своих поросят на скучные взрослые тарелки. Папа был хитёр.

С момента появления трещины прошло несколько дней, и я не ожидала подвоха. Мама накрыла на стол и позвала всех на кухню ужинать. Помню, что у нас тогда на ужин было пюре с сосисками. Папа, что на него не похоже, ведь обычно его не дозовешься, пришёл первым. По телевизору тогда показывали что-то интересное, и он, ссылаясь на это, схватил тарелку и пошёл есть в гостиную. Кроме того, что есть перед телевизором мне не разрешили, так ещё и, придя на кухню, я не обнаружила свою тарелку.

– Мам, а где моя? – спросила я в растерянности.

Нехитрым путём выяснилось, что мою схватил папа и уже уплетает с неё сосиски в комнате.

– Ничего, Юля, разок поешь из этой, – сказала мама и пододвинула мне взрослую тарелку.

Хоть сосиски с пюре и были моим любимым блюдом, есть их без поросят было не так интересно. Где-то на середине второй сосиски на кухню зашёл папа с грустным видом – в руках он держал две половинки, когда-то бывшие моей целой тарелкой.

– Раскололась, – виновато сказал он.

Мне, конечно, было грустно. Я не верила ему и маме, успокаивающей меня тогда, что это произошло случайно. Я и сейчас не верю. Конечно, всё инсценировано было по высшему разряду, не придерёшься – произошло случайно, а раз она раскололась, то нужно выбросить. Доедая вторую половинку сосиски, приправленную слезами, я подумала тогда, что мне остаётся только одно – беречь свою оставшуюся суповую тарелку, чтобы её не постигла та же участь.

Детский сАД

Я ненавидела детский сад. Всей своей детской душой. Почти каждое утро родители выслушивали мои стенания, но, несмотря на них, всё равно вели меня туда. В садике мне было ненавистно всё – дети, игрушки, еда.

Маленького интроверта в моём лице постоянно сталкивали с устоявшимся детским коллективом и заставляли играть. Стоит сказать, чтобы вы не думали обо мне, как о социофобе, что у меня были друзья во дворе, с которыми мне было комфортно и интересно проводить время. Но мне никогда не было скучно одной, у меня были сюжеты у игр, будь то игры в куклы Барби, или с мягкими игрушками. Да такие сюжеты, что мыльным операм и не снилось. В саду же постоянно кто-то мне мешал играть, возможно, мне надо было чуть больше времени, чтобы проникнуться и присоединиться к ребятам, хотя, оглядываясь назад, я вспоминаю, что их игры мне казались совершенно неинтересными. Игра «дочки-матери», которая является очень важной игрой для детей как модель социальной ситуации, мне казалась скучной. Другое дело, когда у твоего резинового быка – простого работяги есть внебрачный сын от богатой красотки-медведицы, которая не может воссоединиться с семьёй в силу сложившихся в обществе устоев и мужа свиньи-абьюзера.

Уж не знаю почему, но моё отстранение от других детей, наоборот, вызывало их интерес ко мне, видимо, делало меня своеобразным запретным плодом. У меня даже был собственный защитник в виде мальчика с игрушечным мечом, который сказал, что покарает моих обидчиков. Кто знает, может быть, он говорил так всем девочкам из группы. Так или иначе, но однажды мне пришлось воспользоваться его услугами. Я сидела и играла одна в какую-то свою игру, когда ко мне подошла девочка и предложила поиграть с ней. Я отказалась. Девочка настаивала, сказав, что даст мне её любимую куклу. Не помню, что там была за кукла, но меня было не сломить. Не пережив отказа, она перешла к тяжёлой артиллерии и пригрозила, что стукнет меня по голове. Всё было зря. Но, надо отдать той девочке должное, она сдержала слово и стукнула меня. Что сделала я? Заревела? Нет. Правильно, пошла жаловаться своему рыцарю-защитнику.

Не знаю, рассказывали родителям хоть что-то о моём поведении и, может быть, они поэтому бросили попытки моей социализации или утренние стенания наконец сработали, но однажды утром я посмотрела на папу своими заплаканными глазами и сказала:

«Папка, не води меня в этот садик!»

И больше меня туда не водили.

Первое предательство

Помню, как в нашу группу в детском саду пришёл новенький мальчик по имени Рома. Напомню, что я была одиноко играющим в стороне интровертом, но почему-то новенький первым делом решил познакомиться именно со мной. Я была не против и осталась приятно удивлена его выбором. А когда пришло время прогулки, то удивление моё только возросло, так как новенький Рома решил и гулять рядом со мной. Помню, как мы с ним сидели на веранде и говорили по душам, если так можно выразиться о разговоре двух четырёхлеток.

На следующий день я даже шла в сад с охотой, думая, что если новенький опять ко мне подойдёт, то я буду рада. Но он не подошёл. Он вообще со мной не поздоровался. Когда я пришла, Рома уже играл во что-то с мальчиками и не обращал на меня внимания. Разочаровавшись в нём, я пошла играть, как обычно, сама с собой. Такое ощущение, будто Рома, придя домой и рассказав родителям, как он в новом саду весь день играл с девчонкой, получил нагоняй от сурового папаши и решил на следующий же день реабилитироваться. Эх, Рома, Рома.

Роковые яйца

По большей части моя религиозность в детстве проявлялась в традиционных празднествах, например, в поедании куличей и покраске яиц на Пасху. Мне нравилось красить яйца, покупать разноцветные пищевые красители, наклейки, разные посыпки и прочую ерунду, которой забиты магазины в преддверии Пасхи. Начиналось всё с самых некачественных красителей, которые иногда умудрялись проникать под скорлупу, и в итоге тебе могло достаться яйцо с синим или зелёным белком. Это сейчас есть выбор из разных фирм-производителей, а в то время он был между упаковкой пищевых красителей и луковой шелухой, которой мама пользовалась из