Ему понравились такие отношения. Вообще, ему нравилось все, что он видел. Крики и вопли детей, счастливые маленькие лица и бурлящая энергия юности в яркий воскресный день. Даже на расстоянии было видно, насколько все дети разные. Их удары по мячу выдавали, какими они станут в будущем. Каждый из них был счастливым, хорошо ухоженным и любимым. Каждый из них, без сомнения, обладал особыми талантами.

Дети в игре смеялись и были полны радости. Пока он наблюдал за ними, горький комок подкатил к его горлу. Он задумался, кто из них мог бы быть его сыном.

— Пора обедать!

— У-у, мам, еще пять минут, хорошо?

Подавив улыбку, Чесса Марголис добавила в голос родительской твердости, хотя это было нелегко. Сын был светом ее очей. Она безмерно обожала его и не отказывала ему ни в чем, позволяя поступать по-своему.

— Как хочешь, дорогой, но пицца остынет.

— Пицца?! — Бобби выпрямился, его глаза расширились. Повертев черно-белый мяч в руках, он бросил извиняющийся взгляд на огорченных приятелей. — Надо идти. — Он передал мяч своему лучшему другу Дэнни, который жил через два дома, и сказал: — Доиграем позже.

Не обращая внимания на кислые гримасы друзей, Бобби выключил магнитофон, промчался по дорожке и влетел в дверь, которую мать едва успела открыть перед ним. Он нырнул в кухню, принюхиваясь, как голодная собака.

— Вымой руки. — Чесса подождала, пока их кошка Магси неторопливо прошествует внутрь, и прикрыла скрипнувшую дверь, — И сними эту дурацкую кепку, когда сядешь есть.

Бобби выключил воду, вытер руки о рубашку и, плюхнувшись на ближайший стул, потянулся за куском пиццы. Чесса убавила звук магнитофона, игнорируя протесты сына:

— Ты знаешь правило — никакого телевизора или музыки во время еды.

Не доев первый кусок, Бобби потянулся за вторым.

— Дэнни купили новые кроссовки. В них ходишь как по воздуху.

— Это здорово.

Стоя около раковины, Чесса выбирала яблоки для очередных фигурок. Она обмакнула их в лимонный сок и положила на полочку обсохнуть. Позже, вечером, она тщательно обрежет кожуру, высушит и использует ее для создания новых замечательных сельских украшений, которые обеспечивали поступления в фонд колледжа для Бобби.

— Хотел бы я иметь такие.

— Что иметь?

— Кроссовки на воздушной подушке, как у Дэнни.

— Ты думаешь, что накопил уже достаточно денег? — Когда Чесса обернулась, Бобби покачивал ногой и старался не смотреть ей в глаза. — Сколько нужно денег?

Легкое пожатие плечами.

— Много.

— Если взять сверхурочные, я смогу немного помочь тебе. — Она отложила яблоки и вытерла руки полотенцем. — Давай сядем и подсчитаем, сколько нужно добавить для этой покупки.

— Не стоит. — Оттолкнув полупустую тарелку, Бобби с подозрительной скоростью выпрыгнул из- за стола. — Я не хочу считать деньги.

— Знать, сколько нужно накопить денег на вещь, которую тебе хочется иметь, очень важно. Мы делаем так всегда. Точно так же ты копил для той машинки с дистанционным управлением, которая тебе так понравилась.

С выражением глаз как у кошки, загнанной на дерево, Бобби включил музыку и бочком двинулся к двери.

— Ты не доел.

— Мне не хочется.

— Не хочется пиццы? — Чесса испугалась. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Его щеки вспыхнули.

— Все в порядке. Я просто хочу на улицу.

Стук в дверь прервал их, и на лице Бобби проступило явное облегчение.

— Это Дэнни. Можно я пойду, мам?

Тяжело вздохнув, она кивнула, и сын выскочил из комнаты.

Всю последнюю неделю Бобби вел себя очень странно. Он был беспокоен и рассеян больше, чем обычно и отказывался объяснять, что происходит. Чесса поняла, что у сына появились от нее тайны. Она не могла с этим согласиться. Чесса знала своего сына и чувствовала его настроение. Он явно что-то скрывал, что-то беспокоило и возбуждало его. Что-то, чем он впервые не хотел поделиться с обожавшей его матерью.

Глубоко задумавшись, Чесса взяла нож и очистила яблоко, когда странный звук привлек ее внимание. Она вернула яблоко на сушилку, положила нож и прислушалась. Это был голос мужчины, не мальчика. Он говорил спокойно и вежливо, тоном слишком мягким для слов, которые он произносил. Ответ Бобби был отрывистым, и Чесса его не расслышала. Встревожившись, она пробежала через гостиную и едва не упала. Перед ней стоял призрак из прошлого, который мог разрушить все, что с таким трудом было создано. Мужчина взглянул поверх головы Бобби и увидел ее. Он выжидающе посмотрел, потом в смущении опустил глаза.

— Мы так долго не виделись… — Он замолчал и внимательно уставился на нее. — Прошло так много времени.

Во рту у нее пересохло, и Чесса привалилась к косяку. Комната начала медленно вращаться перед глазами. Самый страшный ее кошмар воплотился в реальность, и настало время встретиться с ним лицом к лицу.

Она была прекрасна. Хотя эта женщина и смотрела на него как на привидение, но взволновала его до глубины души. Легкие пряди волос возносились над тонким, чувственным лицом с огромными влажными глазами такого ослепительного голубого цвета, что захватывало дух. Это лицо было восхитительным, несмотря на болезненную бледность. Она прислонилась к двери, словно совершенно обессилев.

— Да. — Шепот едва оформился в слова. — Прошло много времени.

Он желал схватить ее в объятия и умолять о прощении за то, что оставил ее одну так надолго. Ему хотелось поблагодарить ее, ведь она подарила ему такого чудесного сына. Но больше всего он хотел понять, почему не помнит ее хотя бы чуть- чуть.

Она была из тех женщин, которых нормальный, здоровый мужчина забыть не может.

Юный Ник Парселл мог быть каким угодно, но в этом отношении он был нормален. Городской отщепенец, обвиняемый во всех происшествиях и действительно ответственный за многое, он злобно реагировал на тех, кто был богаче, и старался выбросить их из памяти. Однако он не мог бы забыть такую прекрасную женщину. Он явно когда-то сильно обидел ее. Но он скорее отрезал бы себе руку, чем обидел бы ее еще сильнее признанием, что абсолютно ничего не помнит.

— Удивительная встреча, — сказал он.

Она немного пошатнулась, и ее большие глаза расширились настолько, что стали похожи на глаза фарфоровых статуэток. Полные губы задрожали в попытке что-то произнести.

Нетерпеливая маленькая ручка дернула его за рукав.

— Я знал, что ты приедешь, я знал!

Отведя взгляд от пораженной в самое сердце женщины, Ник опустился на колени и посмотрел прямо в детские глаза, такие же голубые, как у матери. Они излучали обожание и восторг. Горло Ника перехватило, слова пропали под натиском эмоций. Сердце его куда-то провалилось. Его сын. Его плоть и кровь. Ник переживал величайший, самый острый момент своей жизни.