Берч мыл голову, подняв руки, давая гостю полюбоваться на уникальную плотность волос под плечевыми сгибами. И эта растительность показалась Сонни Новелле кусками несмываемой грязи. Он знал Берча как психиатра и гипнотизера, а вдруг тот еще и ясновидящий? Насмотревшись на подмышки Берча, Сонни опустил глаза ниже и, снова сглотнув, прошептал: «О господи...» Ему не с чем было сравнить то, что предстало его слегка обалдевшему взору. Берч тем временем стал это намыливать. Со вздохом и очередным упоминанием бога Сонни отвернулся и надел на лицо маску скуки.

«Странная привычка – вставать под душ сразу после прилета», – продолжал размышлять Новелла. Как будто Берч прибыл не на белоснежном лайнере, напичканном стерильными стюардессами, а в мусорном контейнере. Из космоса. Он улыбнулся. И какого черта тогда Берч согласился встретиться немедленно, не откладывая дел в долгий ящик, в номере человека, которого он до сих пор считал своим подопечным? Слава богу, нет у него привычки петь под струями воды, как у большинства американцев.

«Нет, это не привычка, это манера», – сделал еще один вывод Новелла.

Берч появился в комнате в белом банном халате. Перебросив полотенце через плечо, первым делом вынул из холодильника (ни бара, ни горки в номере не было) бутылку виски и стаканы. Выколотив на поднос кубики льда из пластмассовой формочки, он приготовил две порции. Они выпили. Берч вопросительно приподнял брови: «Еще?» Сонни Новелла не стал отказываться. Виски оказалось на удивление вкусным. В чем тут секрет? Может быть, дело в стаканах, выдержанных в холодильнике? Или в воде? Откуда она? Из родника в ущелье? А вдруг Берч знает волшебное слово? Внушил, что виски необычайно вкусное?

Первую порцию Сонни потребил в два глотка, вторую растянул. Впрочем, как и Берч. Он сразу же приступил к делу. Начал он с ничего не значащего вопроса:

– Как наш подопечный?

– В целом, – Новелла выдержал короткую паузу, – неплохо. В отличной физической форме.

– Он по-прежнему курит?

– Да. Но это не влияет на показатели. Физика не уступает физике некурящего человека его возраста и его данных.

– Как и раньше, он отдает предпочтение тренировкам на маунтинбайке?

– Велоспорт – его отдушина.

– Хорошее определение.

С этой минуты Берч слушал Новеллу, манипулируя с одеждой. Он вынул из багажной сумки свежую рубашку, носки, джинсы, аккуратно расправил на кровати. Сонни предположил, что носки Берч наденет в первую очередь. И не ошибся.

– Какие у вас планы? – поинтересовался он. – Можно узнать?

– У нас общая задача, – ушел от прямого ответа Берч.

«Начал крутить», – недовольно сморщился Новелла, глядя в спину Берча. Безусловная заслуга последнего – он поставил на ноги русского диверсанта. И тут же получил подтверждение. Берч продолжил:

– Я еще раз хотел бы «закрепить материал». Заодно стоит сопоставить вопросы-ответы двухгодичной давности и свежие, узнать что-то новое – а оно должно всплыть, так показывает практика. У нас общая задача, – повторил Берч, присаживаясь за стол полностью одетым. – Со своей стороны хотел бы вернуть подопечного к моменту его выздоровления, когда он с нашей помощью выбирался из провала в памяти.

«Ну, понеслось…» – с прежним настроением вздохнул Новелла. В его понимании действия Берча смахивали на акт бахвальства. Да, ему можно и нужно отдать должное. Он, и только он (если отделять мух от котлет) вернул пациенту память. Но неужели еще не насладился моментом? Берчу снова и снова нужны глаза, голос, фигура человека, который обязан ему своим выздоровлением? Это все равно как смотреть в повторе награждение себя, любимого, орденом, почетным званием, слушать хвалебные речи в свой адрес.

Сонни осторожно напомнил Берчу:

– Возможно, вы забыли, что операция состоит из нескольких фаз. Не поделена, понимаете меня? Эти фазы можно сравнить с лунными. Так вот, одна фаза сменила другую. Меньше чем через месяц наш подопечный ступит на родную землю. На родную землю. Понимаете всю глубину данной проблемы? Как бы мы ни очерняли ее, какие бы доводы ни приводили, родная земля никогда чужой не станет. И вы, и я знаем, как решить эту проблему...

«Подсказку дал я», – открытым текстом говорили глаза Берча.

– Люди, – многозначительно сказал он, поднимая палец. – Воспоминания об отдельных людях не дадут ему сделать шаг в их сторону. Шаг, которого мы с вами опасаемся. Поэтому я выбрал вариант, который вам не понравился. И я догадываюсь, почему. Но шаг за шагом, с самого начала, с пробуждения, они с ним пройдут путь рука об руку... Кстати, вы как называете его партнеров по диверсионной школе?

– Партнерами, – лаконично ответил Сонни. И коротко вздохнул.

* * *

«Нелишне будет еще раз прослушать фонограмму одной из многочисленных бесед с Виктором», – подумал Сонни, уединившись в номере. Она состоялась не так давно; и если бы он сравнил разговор полуторагодичной давности с недавним, то разница оказалась бы более чем ощутимой. Долгие месяцы реабилитации для Виктора Скоблика не прошли впустую. Он в своей комнате не только смотрел телевизор и красочные журналы, а с удовольствием читал художественную литературу. Сонни не мог не заметить, как очередной роман затягивает его в сюжетные сети. Конечно, и речь его стала другой. Ведь раньше Новелла мог назвать Виктора косноязычным. А сейчас можно было заслушаться...

Сонни включил компьютер, выбрал нужный звуковой файл и открыл его. Он не знал, по какой причине не сохранилось самое начало разговора, там, где Сонни задал Виктору пару вопросов, касающихся его первых впечатлений после возвращения памяти.

«...Мое пробуждение походило на нескончаемый сон… Тяжелый или легкий – я не мог сказать».

«Тяжелый или легкий?»

«Я не хотел просыпаться, а значит, не хотел расставаться со сновиденьем. Я пытался вспомнить не сам сон, не его содержание, а то, что предшествовало ему – реальность, прожитый перед ним день или час. Или хотя бы минуту. Чтобы определить, с каким настроением я уснул».

«И ты вспомнил?»

«Да, я вспомнил. Воспоминания вызвали на моих губах улыбку. Ноги девушки можно было бы назвать роскошными, если бы...»

«Если бы?»

«Если бы не ее возраст. Ей не было и восемнадцати. Я давно заметил: все, что касается тела, красивее и стройнее у тридцатилетних. Это при прочих равных условиях, пронеслось чужим голосом в моей голове. Девушка наклоняется вперед и снимает босоножки. Зачем? Она сидит в водительском кресле джипа. Кажется, вот сейчас она откинет спинку назад, до упора, до положения пациента у стоматолога, повернет голову ко мне, улыбнется знакомой улыбкой. Я знал эту девушку. Знал очень хорошо. Я несколько раз стоял в очереди к ней. Ее звали Татьяна. Красивая, избалованная, истраханная... И тут мне в глаза брызнули яркие красные звезды. Их выхватили из темноты фары джипа. А когда створы ворот распахнулись, пропали и звезды на них. Помню, тогда я обернулся, но звезд на обратной стороне ворот «Инкубатора» не увидел. Их не было. Они символизировали вход в организацию как в тайное сообщество, военный орден. Вход рубль, выход – два. Я много раз слышал это выражение, но тогда буквально примерил его на себя впервые. Его смысл открыто плескался в выразительных глазах офицера, сделавшего свое дело: «Добро пожаловать в «Инкубатор». Нас было трое».