Тем временем Сэм облокотился о поручни, и лодка слегка накренилась. Он навис над водой с таким видом, словно был готов броситься вниз на поиски Нининых пузырьков. Я почувствовала странное замирание внутри — Минерва назвала бы его знамением — и пожалела, что не осталась в Дьюи. Я вспомнила, как этим утром мы пришли на причал. Мы договорились хорошенько понырять, пообедать прямо на лодке, а затем, на закуску, совершить путешествие вокруг мыса. Я считала, что мы едем вдвоем. Увидев, что на причале нас ждет Нина, я была страшно разочарована. А она вскочила и стала махать нам.

— Я захватила авокадо на обед, — прокричала она, — и надела купальник. Что скажете?

Она задрала блузку и продемонстрировала несколько тонюсеньких полосок материи ядовито-зеленого цвета.

— В самый раз, — усмехнулся Сэм, обнажив чуть кривой глазной зуб.

Этот зуб я знаю как родной. Мы женаты уже семь лет, критический срок, если верить статистике, но для меня он по-прежнему единственный мужчина на планете. За то время, что мы прожили вместе, наши души срослись, образовав некий сплав, точно железо с латунью. По крайней мере, так мне тогда казалось.

Тут послышалось бульканье Нининых пузырьков. Ее ласты шлепнули о борт, и она прочистила горло.

— Что-нибудь видела? — крикнул ей Сэм.

— He-а. Только маску Фредди. Насилу нашла ее в этих зарослях. — Она кинула маску Сэму, и он подхватил ее одной рукой. Она сняла ласты, которые при этом негромко чавкнули, и перебросила их на лодку Ласты шлепнулись на синее пластиковое дно, обдав брызгами мой и без того мокрый костюм. Я приготовилась сжаться от холода, но, к удивлению, ничего не почувствовала. Слишком уж глубоко я была уязвлена. Сэм подал мне маску, а затем повернулся, чтобы помочь Нине вскарабкаться на моторный отсек. Взявшись за руки, они тут же отпрянули друг от друга. На миг в их движения закралась неопределенность: то ли рукопожатие, то ли попытка оттолкнуть друг друга.

Я сидела в клубе «Старлайт», том самом, где веселье бьет ключом двадцать четыре часа в сутки, что как нельзя лучше подходит для такой оптимистки, как я. Клуб находится в округе Пеннингтон, всего в миле от железнодорожного переезда. Его приземистое здание в тот день было сплошь увешано кривыми гирляндами рождественских фонариков. Хотя Новый год уже почти наступил и весь город вовсю глушил шампанское, клуб по-прежнему работал. До отеля «Оприленд» ему, конечно, далеко, но, с другой стороны, и сама Таллула далеко не Нашвилл.

Я сидела в углу бара, потягивая третий или, может быть, четвертый бокал «Текилового рассвета». Боже, что за напиток! Я была малость навеселе и поэтому флиртовала с одним зеленоглазым ковбоем: текила всегда ударяет мне в голову. Я рассказала ковбою анекдот, в ответ он сообщил, что зовут его Джесси и что родился он здесь, в Таллуле. Можно было сказать: «И я», но я не стала, чтобы не начались разговоры о семье: да, округ Пеннингтон назван в честь предков моего отчима, но все они давно умерли, так что никакой выгоды им это не принесло. Моя собственная фамилия — Мак-Брум, я не слишком богата и не особо знаменита, но мужчинам иногда привираю. На нехватку фантазии я никогда не жаловалась, но на этот раз ничего путного в голову не приходило. У парня были изумительные руки и улыбка, и, судя по тому, как часто он заказывал выпивку, работа тоже была что надо: ведь в «Старлайте» напитки отнюдь не из дешевых.

— Эй, крошка. Расскажи-ка еще анекдот, — потребовал Джесси, пихнув меня локтем.

— Пожалуйста. Вот хоть этот, с бородой. — Я облизнула соль с поверхности сухарика. — Почему все реки в Арканзасе текут с запада на восток?

— Да ладно… И почему же? — Джесси так чесал в затылке и таращил глаза, словно слушал не меня, а Билла Холла с четвертого канала, готового пролить свет на некий метеорологический феномен.

— Их затягивает в себя наш Теннесси, ведь тут — такая дыра. — Я ухмыльнулась, надкусила сухарик, ощутив на языке россыпь соленых крошек.

— Люблю женщин с чувством юмора, — объявил Джесси, прижав руку к сердцу. — А впрочем, можно и короче: я просто люблю женщин.

— Неужто всех? — Я резко наклонилась к нему, тряхнув копною светлых волос.

— Думаю, да. — Он испуганно сглотнул.

— Не знаю, не знаю, хорошо ли это.

— А что? — Вид у него был порядком обеспокоенный.

— Видишь ли, у меня есть теория относительно любви.

— Что-что? — заморгал окончательно перепуганный Джесси.

— Теория. — Я отхлебнула «Текилового рассвета». — Рассказать?

— Ага… — кивнул он.

— Тогда слушай. По-моему любовь как мышца. Ей нужны постоянные упражнения.

— Крошка, я — тот, кто тебе нужен, — просиял он. Задрав свой ремень, он положил руку на пряжку. — Вот тут — отличный тренажер для этой мышцы.

— Я о другом упражнении, понежнее, — я улыбнулась.

— Черт, за это надо выпить.

Глядя на мои пальцы, он снова сглотнул и надвинул шляпу поглубже. И тут же подозвал тощую официантку и заказал еще два «рассвета».

— Ты просто читаешь мои мысли. — Я приподняла тарелку с сухариками и встряхнула ее. — От соли ужасно хочется пить.

— Мне тоже, — отозвался ковбой.

— Но ты же ничего не ешь.

— Когда ты рядом, есть не хочется.

Я почесала подбородок ярко накрашенным ногтем. Всякую лесть я засекаю с помощью особого внутреннего радара, этакого детектора подхалимажа. Сейчас он дал предупредительный звоночек. Покосившись на ковбоя, я спросила:

— А чего же хочется?

— Ну не знаю… Общаться. — Он нагнул голову и заулыбался. Вид у него был самый невинный, так что я расслабилась и, неожиданно для самой себя, улыбнулась в ответ. Музыкальный автомат затянул длинную и заунывную балладу о любви, а ковбой между тем как бы невзначай положил руку на мою коленку. Детектор подхалимажа просто взревел. Я перестала улыбаться и уставилась на его руку. У него были короткие и толстые пальцы, казавшиеся очень белыми на фоне линялой джинсы, а на мизинце красовался золотой перстень с подковкой. В баре было душновато, в воздухе висел табачный дым, а от грохочущей музыки звенело в ушах. «Через пару секунд придется убрать его руку, а то он неверно меня поймет». Таковы уж эти ковбои — купят тебе напиток-другой и тут же начинают лапать. Типа, пора, красотка, долг платежом красен. Снимай-ка джинсы, ныряй в постель и вперед! Но даже если ты и правда не прочь туда нырнуть, нужно притвориться неприступной: легкая добыча убивает интерес. Иногда быть женщиной — такая морока.

— Ты что-то распустил руки. — Я игриво шлепнула его по руке, но он продолжал тискать мое колено сквозь толщу старой джинсы. Мой третий муж обожал шлепки, и я почувствовала, что краснею. — Эй, мне больно. Я буду вся в синяках.