— Хватит!

Люси развела руками:

— Ну вот, вы меня сбили!

— Я банкир, я умею считать. Дружеский совет: вам не стоит заниматься бизнесом.

Люси могла бы поклясться, что, прежде чем его глаза снова стали темными и непроницаемыми, в них мелькнула веселая искорка.

— Ваше время вышло, так что я вам помогу. Ваш брат, который, как видно, был охотник до разных партнерств, — саркастично усмехнулся Лоренцо, — полтора года назад заключил еще одну сделку, продав пятьдесят процентов Ричарду Джонсону, который оказался специалистом по операциям с недвижимостью. Теперь, когда ваш брат умер, он хочет выкупить остальные доли, снести фабрику и построить на ее месте жилой район. Вы владеете шестью процентами и хотите использовать мой банк, которому сейчас принадлежит доля Антонио, чтобы не дать уничтожить фабрику.

До этой минуты Лоренцо не знал, какое решение принять в данном случае, чего с ним обычно не случалось; теперь он все решил. Некоторое время он подумывал поддержать мисс Стедмен. Деньги для банка ничего не значили, к тому же это позволило бы избежать обсуждения с матерью неприятного вопроса, который воскресит ее боль, напомнив о смерти Антонио. Лоренцо всячески оберегал мать после смерти отца и вдвое тщательнее — после гибели брата. У нее было доброе, мягкое сердце. Она поверила в результаты следствия, и Лоренцо позаботился о том, чтобы она не узнала об их с Дэмиеном разговоре у здания суда, заплатив репортеру, ставшему свидетелем его гневной тирады.

Но Люси Стедмен разочаровала его. Она была вполне довольна положением вещей, когда отец и брат обеспечивали ее всем необходимым, давая возможность праздно рассуждать о равенстве полов.

— Да, именно так. В противном случае множество фабричных рабочих потеряют работу. Дессингтон — город, в котором я выросла, — не восстановится после такого удара. Я не могу допустить этого.

— Вы мало что можете сделать. Фабрика почти не приносит дохода, и банк не заинтересован в ее сохранении. Мы продадим свою долю мистеру Джонсону, который предлагает выгодные условия. — Лоренцо не смог удержаться от укола: — Если, конечно, в течение пары недель вы не предложите более выгодной сделки.

— Но я… Но у меня ничего нет, только моя доля…

— И два дома, за которые наверняка можно выручить круглую сумму.

— Нет, только полтора. Дэмиен сдавал часть своего, — пробормотала Люси.

Еще один факт, о котором она узнала совсем недавно.

— Почему-то это меня не удивляет, — фыркнул он, поднялся с кресла, обошел стол и встал перед ней. — Послушайте моего совета, мисс Стедмен, и продайте свою долю. Как вы сказали, вас не интересует пластик, и нас тоже.

Люси посмотрела на него снизу вверх.

— Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать один? — спросил Лоренцо.

— Двадцать четыре, — огрызнулась она.

Маленькая, с детским личиком, она очень мучилась в колледже, где от нее постоянно требовали подтверждения возраста. Даже сейчас ей приходилось брать с собой документы, если она хотела попасть куда-то, где существовали ограничения по возрасту.

— Вы еще очень молоды. Берите пример со своего брата, веселитесь. Позвольте проводить вас.

Скорее, вышвырнуть. Люси запаниковала.

— И все? — Она вскочила и схватила его за руку, едва он начал поворачиваться к двери. — Вы не дадите мне подумать? По крайней мере, дайте мне немного времени, чтобы собрать деньги! Я сделаю все, чтобы спасти фабрику!

Лоренцо посмотрел ей в глаза, которые оказались удивительного оттенка зеленого, огромные и умоляющие. На секунду он даже сбился с мысли… Лоренцо знал о ее звонке, знал, что ей выслали стандартный ответ. Когда секретарша сказала, что Люси будет в Вероне, Лоренцо согласился встретиться с ней по двум причинам. Во-первых, из уважения к матери, которая без ведома Лоренцо и банка дала Антонио деньги на покупку доли фирмы Стедменов и, судя по всему, приняла сердечное участие в этой инвестиции. Только после смерти Антонио и разбирательств с имуществом брата Лоренцо узнал, что брат был партнером Стедменов. Он спросил мать об этой операции, так как провели ее через римский банк, а не банк Занелли, и предложил ей продать долю. Ее ответ поразил его. Когда она выходила замуж, ее мать дала ей совет: жена должна иметь собственный счет в банке, о котором муж не знает — это даст ей уверенность в своей независимости. Разумеется, мать Лоренцо не могла хранить деньги в банке Занелли. Что же касается продажи, она колебалась: ее грела мысль о том, что ее Антонио вовсе не был таким легкомысленным, как все о нем думали, а заботился о своем будущем и готовился стать серьезным бизнесменом.

Лоренцо так не думал. Окончив университет, Антонио и Дэмиен отправились в годичное путешествие, растянувшееся на два года и закончившееся смертью двадцатитрехлетнего Антонио на той злополучной горе. Вряд ли хоть один из них когда-нибудь остепенился бы и стал управлять фабрикой. Однако спорить с матерью Лоренцо не стал, тем более что она согласилась продать его банку долю Антонио.

Вторым поводом для встречи с Люси Стедмен было уважение к памяти брата, потому что в глубине души Лоренцо жила вина. Он слишком много внимания уделял своему делу и слишком мало — своему брату. Он очень любил Антонио, но малышу было всего восемь, когда Лоренцо поступил в университет и возвращался в родной дом в лучшем случае на каникулах, а после окончания учебы уехал в Америку. Когда же он вернулся, чтобы принять управление банком после смерти отца, Антонио был уже жизнерадостным подростком со своими друзьями и интересами. В восемнадцать Антонио уехал в Лондон; братья мало общались, но Лоренцо помнил, что Антонио несколько раз говорил о Люси как о чудесном ребенке. И он решил принять ее, хоть и ненавидел ее брата. Однако то, что он узнал сегодня за ланчем, вычеркнуло всю ее семью из его картины мира.

Внезапно огорчение, сдерживаемое с самого утра, переполнило его, и эта женщина, цепляющаяся за его руку, стала последней каплей. Он схватил ее, прижал к себе и впился в ее просящие губы отчаянным поцелуем.

Люси не поняла, что случилось. Несколько секунд она не двигалась, ошарашенная, но потом почувствовала движение его губ, и ее наполнил бурлящий восторг. Никто еще не целовал ее так властно, подчиняюще. Когда он оттолкнул ее, она замерла, не сводя с него широко распахнутых глаз.

Лоренцо никогда не терял контроль над собой, и его шокировал этот срыв и особенно то, что брюки вдруг стали ему тесны. Он посмотрел на стоящую перед ним женщину, плохо одетую, с румянцем на щеках, потемневшими глазами и бьющейся на шее жилкой, и понял, что у него слишком давно не было женщины, раз уж он польстился на такое.

— Нет, вы ничего не можете сделать. Вы не в моем вкусе, — сказал он жестче, чем было нужно.

Люси вздрогнула, стряхнула розовый флер и посмотрела на настоящего Лоренцо. Она увидела жесткую, циничную усмешку и поняла, что он подумал, что она предлагает ему себя. Поцелуй не впечатлил его; унижение, пронизанное гневом, вскипело у нее в груди.