Я сделала шаг назад и почувствовала внезапную слабость и дурноту.

Я снова ущипнула себя за щеку. Ничего.

— Вы знаете, я бы позволила Анжеле взять все — мои джинсы, косметику, все-все, — только бы вернуть ее нам. — Голос Джесси задрожал, и она заплакала. — Я не знаю, как все мы будем без нее.

Мертва. Я — мертва. И вся моя семья, все мои друзья здесь, чтобы увидеть, как мое тело закопают и земля мне станет пухом.

Я посмотрела вниз. На мне все еще была та цветистая бледно-желтая блузка, в которой я была на работе, и, пока я рассматривала себя, кровь, проступавшая сквозь материал, как будто превращалась в цветы, распускавшиеся под лучами утреннего солнца.

Я вскрикнула, но никто даже не обернулся посмотреть на меня.

Они не могли меня слышать.

Мои ноги стали ватными, и я упала на сырую землю, с которой только что поднялась. Теперь я провалилась в черную бездну и не приходила в себя очень и очень долго.

Когда я наконец снова открыла глаза, толпа уже рассеялась. Единственное, что она оставила после себя, была вытоптанная трава и несколько скомканных носовых платков. На кладбище было тихо, и все располагало к размышлениям.

Я заставила себя сесть.

Я была не одна.

Здесь был Джон, он сидел на краю открытой могилы, качая ногами. Руки были сложены на коленях. Он криво улыбался странной улыбкой, одним уголком рта.

— Говорил тебе, — сказал он.

— Ладно. Ладно. — Я слегка потерла лоб. Странно, но я не была шокирована или с недоверием отнеслась к тому, что узнала. — Единственно, что я чувствовала теперь, — печальное смирение. Что-то внутри меня — какой-то инстинктивный голос сказал мне, что это все правда. — Итак, я мертва. Я верю тебе. И нечего злорадствовать по этому поводу.

Я подскочила к открытой могиле и села, свесив ноги через край, подражая Джону. Мой гроб стоял внизу, на дне ямы, откуда сиял наподобие луны на фоне мокрой грязи. Я с грустью посмотрела на него.

— Джон, ты… — Я взглянула на него, и он увидел тревогу на моем лице. — Ты знаешь, как я умерла?

Джон, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я в действительности не…

— Меня сбила машина? Я умерла от болезни? — Губы Джона были плотно сжаты, так плотно, что от них оставалась лишь белая полоска. — Как я могла умереть? Я не помню ничего, что тогда происходило. Меня… — Я с трудом проглотила слюну. — Меня убили?

Лицо Джона стало мертвенно-белым от какого-то чувства, которое, как я позже определила, был страх. Не просто боязнь, это было нечто гораздо более глубокое и более сильное, чем страх. Это был ужас.

— Да, — ответил он печально. — Тебя убили. Это было скверно.

— Кто это сделал?

— А вот это тебе придется выяснить самой. Извини.

Я на минутку закрыла глаза. В моей памяти что-то вспыхнуло, какое-то воспоминание, затененное облаком. Мой мозг был как белый лист. Ужасное ощущение.

— Хорошо. Разузнаю об этом сама. Поняла.

Некоторое время мы сидели рядом, не произнося ни слова. Я размышляла о своей смерти, Джон… что ж, я не знаю, о чем думал Джон.

Через несколько минут какой-то мужчина прошел по кладбищу и остановился у моей могилы. В руках у него была лопата, а в углу рта торчала самокрутка. Он воткнул лопату в гору черной плодородной земли рядом с моей могилой и стал забрасывать ее в яму. Земля больно отзывалась стуком по крышке гроба.

Я встала и пошла прочь от могилы. Я просто не могла смотреть на то, как какой-то случайный мужик забрасывает мое тело, навсегда пряча его под землей. От одного этого можно снова умереть.

— Ну и что теперь?

Лицо Джона посветлело, когда я сменила тему.

— Тебе многое нужно узнать. — Он встал, его колени хрустнули. — Нужно многому научиться. Нам лучше сразу приступить к этому.

Затем он протянул ко мне руку и сжал запястье, снова посылая безболезненный сигнал вверх по моей руке.

— Предупреди меня, когда снова соберешься сказать такое, договорились?

Я споткнулась, ноги у меня дрожали. От одной только мысли, что меня переносил с места на место какой-то покойник, мне стало плохо, мой желудок стал конвульсивно сжиматься.

— Для тебя это впервые, — пробормотал Джон.

Я оглянулась. Теперь мы находились в доме моих родителей, точнее, в гостиной. И мать и отец были там. Мама сидела на краю дивана, она скрестила ноги, а руки положила на колени. Всегда дама. Отец стоял, повернувшись к камину, он опустил голову и одной рукой опирался на красный кирпич кладки.

— Ого! — тихонько присвистнул Джон. — Твои родители неплохо устроились.

— Да. Я рада, что ты это заметил. Мой отец — адвокат, и довольно успешный. Я думаю, что мы никогда ни в чем не нуждались только благодаря отцовской зарплате.

— Я знаю, что это — твои родители, но это — кто? — спросил Джон, кивая на третьего человека, находящегося в комнате. На нем был поношенный темно-синий костюм.

— Это — Джаспер Хокстеттер. Он — лучший друг моего отца и мой крестный. От него несколько месяцев назад ушла жена, и он с тех пор проводит много времени с моими… — Я внезапно замолчала. Горло вдруг превратилось в узенькую трубку, и я не могла произнести ни слова. До меня дошло, что больше никогда я не буду рассказывать ему анекдоты, слушать его, есть с ним мороженое. Принять это было совсем не просто.

— Ты уже что-нибудь узнал? — спросила мама, ее голос странно дрожал. — Кто это сделал?

Джаспер медленно покачал головой. И тут только я заметила, что он держит блокнот и карандаш. Похоже, он здесь по делу.

— В лаборатории исследуют кровь и волокна на образцах с места преступления, — сказал он. — Но на это требуется время, Джулия. Я сразу же дам вам знать, как только что-нибудь узнаю.

Джаспер — полицейский. Но он не обычный коп, он — старший полицейский в отделе по расследованию убийств. Он хороший специалист, и если уж кто-нибудь сможет выяснить, кто убил меня, так это Джаспер.

Интересно, мог бы Джаспер когда-нибудь представить себе, что будет расследовать убийство своей крестницы?

— Ты должен узнать, кто убил Анжелу, кем бы этот человек ни был, Джаспер, — сказал мой отец. Он не повернулся, а остался стоять у камина, когда говорил, и его подбородок все еще упирался ему в грудь. От этого его слова звучали нечетко, и его трудно было понять. — Ты должен узнать, кто убил мою маленькую девочку.

Отец закрыл лицо руками и разрыдался. Но слышать, как рыдает отец, было выше моих сил.

— Хочешь, уйдем, — пробормотал Джон мне в ухо.