– Ты в этом уверен? Подумай, лжесвидетельство…

– Бесполезно говорить в таком тоне! Ты меня вызываешь как обыкновенного подозреваемого, чтобы отправить в тюрьму одну из моих пациенток, и к тому же ставишь под сомнение мои слова.

– Почему ты защищаешь эту женщину? – спросил он в бешенстве. – Между вами что-то есть?

Я предпочел не реагировать на этот выпад.

– В день, когда, по словам охранника, Ольга Монтиньяк спрятала кольцо среди платков, – повторил я, – она была у меня. Мне нечего добавить.

– Предположим, что так, но ты делаешь серьезную ошибку, эта женщина навлечет на тебя неприятности.

Он, вероятно, был прав, но я был не в том настроении, чтобы это признать. Он велел мне следовать за ним в другую комнату, и, указав на полицейского, сидящего за столом, сказал:

– Ты сейчас продиктуешь ему свои показания, потом твоя… пациентка будет свободна.

Потом он повернулся ко мне спиной и в первый раз за все то время, что мы были знакомы, не пожал мне руку.

На следующий день я принял Ольгу.

По привычке она положила свое пальто на стул, потом вытянулась на кушетке. При взгляде на ее костюм от «Шанель» и драгоценности, которые сами по себе стоили многих месяцев психоанализа, было трудно вообразить, что она пристрастилась к воровству с витрины.

– Спасибо за то, что вы сделали для меня, – сказала она.

Я промолчал, и она добавила:

– Я уже давно хотела поговорить с вами об этом, но на кушетке мне это казалось неинтересным.

– Почему?

– То, что здесь рассказывают, не имеет последствий.

– Правда?

– Да, правда. Говорю я вам о грубости Макса, о дожде или хорошей погоде или о чем угодно, вы сохраняете спокойствие. Скажи я вам, что я воровка, вы слушали бы так же. Вопрос время от времени или толкование, если только вы не заснете, а затем: «Хорошо, мадам», и сеанс окончен. Еще мне захотелось, чтобы вы рисковали из-за меня. В своем кресле вы можете вытерпеть все, но что вы будете делать в комиссариате? Сказать правду полицейским или помочь мне ускользнуть от них? Там вы включаетесь в игру.

Я слушал как громом пораженный. Она действовала умышленно! Она толкнула меня на дачу ложных показаний, чтобы, по ее выражению, я принял активное участие в игре.

– Вот для чего вы позволили себя поймать!

– Не сердитесь. Вы всего лишь одурачили полицейских. Они считают себя хитрыми, но они ничтожны. Я им немного помогла себя арестовать, это правда. В противном случае им бы никогда это не удалось. Если я заставила вас проявить смелость, то и сама пошла на риск. Надо мной висела тюрьма, но… благодаря вам, я от них ускользнула. Я поняла, что вы мной дорожите. До настоящего времени я сомневалась, но теперь я это знаю.

Она подождала моей реакции, но ее не было, и она продолжила:

– Итак, я воровка. Деньги к этому не имеют никакого отношения. Макс богат, он дает мне их столько, сколько я захочу. Но я предпочитаю воровать… Я открыла это в себе как-то после полудня в одном магазине на Елисейских полях. Я не имела ни малейшего представления о том, что собиралась сделать. Совершенно случайно я зашла в бутик «Шанталь Томас» и остановилась перед парой колготок. Это, вероятно, вызовет у вас улыбку, но для меня это было точно откровение, Будто они были там для меня. Очень красивые, темного цвета, с шитьем по всей длине ноги, блестящей сеткой и алмазной инкрустацией на высоте лодыжек – намек на вульгарность, чтобы возбуждать мужчин, вызывать у них желание меня ударить. Модель называлась «Соблазнительница». Лучше и не скажешь. Мешочек, в котором они лежали, был необыкновенно мягким на ощупь. Такое ощущение, будто прикасаешься к женским ногам. Внезапно у меня возникла абсолютная уверенность, что это мои колготки. Нельзя украсть то, что вам уже принадлежит. Тогда, не раздумывая, не заботясь об охранниках и системах видеонаблюдения, я вынула их из мешочка и положила в свою сумочку. Самый естественный жест на свете. Я могла бы одеть их прямо там, они были моими, и никто не мог это оспорить. Впрочем, никто и не пытался, и я спокойно покинула магазин. Только снаружи я поняла значение своего поступка. Я была поражена, что совершила кражу! Этот поступок разоблачил меня, это была дикая выходка, от которой я не смогла удержаться. Это так же приятно, как мужская грубость. Я плакала от радости. А еще, в отличие от всего того, что я смогла украсть потом, эти колготки, я их потом сохранила. Я их еще ношу, это трофей, воспоминание о том, как я начинала, если хотите…

Она повернулась ко мне и улыбнулась с заговорщицким видом. Ее улыбка показалась мне омерзительной, но, вероятно, это был один из редких случаев, когда я не заснул, слушая ее.

– В тот раз мне повезло, – продолжила она, – но я не могла бесконечно на это рассчитывать. Я подумала, что нужно выработать свою систему, совершенствоваться, если хотите. И потом я не собиралась тратить время, воруя нижнее белье, у меня были другие устремления. Вот почему я остановилась на ювелирном Бернштейна. Он стал моей территорией охоты. Никто не знает это место лучше, чем я. Мне известно все о системах видеонаблюдения, расположении помещений, лучших часах для кражи, о возможностях отхода. Я подружилась с продавщицами. Одна из них даже раздобыла для меня ключ, чтобы открыть дополнительные запорные устройства, предохраняющие некоторые товары от кражи. Взамен я отдаю ей часть своей добычи. Заметьте, существует столько отъявленных негодяев, но их я узнаю сразу. Внешний вид не вводит меня в заблуждение. Например, охранники, которые сторожат витрины. Им никогда не удается сойти за настоящих клиентов. Иногда им помогают полицейские в штатском. Их тоже легко вычислить. Месяцами вожу их за нос. Однажды я похитила прямо у них на глазах колье с манекена. Они совершенно растерялись. Конечно, иногда они меня арестовывают, обшаривают с ног до головы, но ничего этим не добиваются и отпускают.

С видом победительницы она показала мне свое запястье. Оно было украшено очень дорогими часами.

– Это Жагер-ЛеКультр из розового золота, с заглавной. К в середине слова. Они стоят целое состояние. Я могла бы купить себе десяток таких, но больше возбуждает, если украдешь. В Бернштейне знали, что это моих рук дело, но ничего не смогли доказать. Тогда в отместку они предупредили Макса. Каждый раз, когда они меня подозревают, сообщают ему. Это жалкий метод.

– Когда Макс узнает об этом, он вас бьет, не так ли?

– Он впадает в страшную ярость. Не по моральным соображениям, успокойтесь. Макс не создан для них, бессовестный тип, готовый на все ради денег. Я знаю достаточно, чтобы засадить его в тюрьму до конца дней. Против него я невинное дитя. Но супруга, которая ворует с витрины, – это привлекает внимание. Он к этому не стремится. Особенно сейчас, со всеми этими его неприятностями, которые на него навалились. Я знаю, что он задумал податься за границу. Боится, как бы я не сорвала его бегство. Тогда он колотит меня, чтобы отбить желание делать глупости. Так он говорит, но на самом деле это возбуждает его до такой степени, о которой вы и понятия не имеете. Я всего лишь даю ему повод.