– Затем Макс заставил меня подняться в мою спальню, – продолжила Ольга. – Он был пугающе спокоен. Его взгляд был устремлен сквозь меня, он меня не видел. Я почувствовала, что сейчас произойдет что-то ужасное. Он бросил меня на канапе, вытянулся на мне. Я поняла, что он хочет заняться со мной любовью. Я старалась высвободиться, но мне это не удавалось. Чтобы прогнать страх, я осыпала его бранью, произносила все ругательства, которые только приходили мне в голову. Но этот негодяй не слышал. В то время как он старался меня изнасиловать, его руки сдавливали мое горло, сжимая все сильнее и сильнее.

Именно тогда я заметил Макса Монтиньяка, сидящего рядом со своей женой.

Каждый раз, когда видел его, я задавал себе вопрос, как он проник в мой кабинет. В зале ожидания его не было, когда я выходил за Ольгой. Откуда он взялся? Какую дверь взломал? Загадка оставалась нерешенной. Внезапно я увидел его перед собой, тогда как мгновением раньше его не было. Но я не мог получить от него даже малейшее разъяснение, самое большее – пожатие плечами, означающее: «Вы должны были бы это знать, это вы спите». Причины его неожиданного вторжения тоже не были ясны. Зачем он явился сюда? Опровергнуть слова Ольги? Исправить некоторые ее утверждения? Это была странная выходка, нисколько не сообразная с аналитическим складом ума.

Я хотел сказать ему, чтобы он ушел, но никакой звук не вылетел из моего рта. Равно как мне не удалось поднять руку, чтобы указать ему на дверь. И я в который раз понял, что должен смириться с его присутствием, и, оставаясь в своем кресле, быть бессильным свидетелем грубого обращения, которому он подвергал свою супругу.

По своей привычке, он повернулся, чтобы приветствовать меня. За то время, что он приходил, мы уже начинали понимать друг друга. То он соответствовал описанию, которое мне давала Ольга, или образу, который ему приписывала пресса (высокий, брюнет, говорящий громко и резко, любящий выставлять напоказ свое богатство, безудержный игрок по-крупному, для которого главным было создание видимости: «Ролекс» на запястье, ботинки «Вестон», костюм от Черутти или Сен-Лорана, чтобы поразить публику, – в двух словах, человек производящий впечатление), то он походил на меня самого до такой степени, что мне казалось, будто я смотрюсь в зеркало. Сейчас был как раз тот самый случай. Мужчина, который был рядом с Ольгой, во всем походил на меня: среднего роста, немного сутулая спина, голубые глаза, светлые волосы (которые он отбрасывал назад этим бессознательным жестом, который так выводил из себя Флоранс), темно-серый костюм, скроенный как и мой, который он носил без особого франтовства. Мой собственный клон. Если только не наоборот. Как бы то ни было, когда его взгляд остановился на мне, у меня возникло впечатление, как и во время его предыдущих визитов, что я вижу его глазами. Я обнаружил себя удобно сидящим в своем кресле, с полузакрытыми глазами, приоткрытым ртом, откуда вырывалось легкое сопение, в то время как мои руки, уцепившись в подлокотники, свидетельствовали о бесполезной борьбе со сном.

После того как он поприветствовал меня, сеанс принял свой обычный оборот. Ольга описывала выходки Макса, а он воплощал их в действии. Вместо того чтобы защищаться или убежать, она участвовала в игре с необыкновенной убедительностью. Удары беззвучно обрушивались на нее. Я догадывался об их силе по тому, как они отбрасывали ее на другой конец кушетки. Она не пыталась уклониться, выгибала спину, подставляла ему лицо, чтобы не пропустить ни одну из предназначавшихся ей пощечин, и в то же время комментировала их.

Я тоже не пропускал ничего из этой сцены. Когда Макс исчезал и я просыпался, все еще оглушенный тем, что мне снилось, мне нужно было вспомнить каждую деталь, чтобы отчитаться перед Злибовиком.

Тем временем Макс старался изо всех сил. В какой-то момент он повернулся ко мне и жестом пригласил занять его место.

К моему огромному удивлению, я услышал, как отвечаю ему:

– Как психоаналитик, я не имею права к ней прикасаться. Но прошу вас, продолжайте.

– Если вы думаете, что это приятно – насиловать девственницу, – сказал он.

Но продолжил, и теперь рассказывала Ольга.

– Теперь он пытается раздвинуть мне бедра. Только об этом и думает, идиот. Но я ему не уступлю. Он это знает и тогда медленно подбирается к моему горлу. Его руки крепко держат мой затылок, в то время как большие пальцы пытаются соединиться. Это болезненно, мое тело сейчас разорвется, его пальцы медленно идут навстречу друг к другу. Мое горло в тисках, он сейчас раздавит его, нажим пальцев усиливается. Они давят все сильнее и сильнее.

В соседней квартире пели: «Чтоб смыть первородный грех и остановить гнев Своего Отца». Эти слова, запечатлевшие усилие, казалось, перемешивались с объяснениями Ольги. Отдавшись им, я изо всех сил окал подлокотники кресла. Вскоре я почувствовал сильную боль в предплечьях. Я хотел отпустить подлокотники, но тщетно, руки были словно приклеены, они вовсю давили на них, и длилось это бесконечно долго.

Мной начало овладевать нетерпение. Нужно было покончить с этим. Ольга была моей последней пациенткой. Как только она уйдет, Май Ли принесет мне чашку кофе, после которой я почувствую себя лучше.

Это было бы подобно приливу кислорода. Несмотря на свое отчужденное поведение, Май Ли мне нравилась. Это была молодая темноволосая женщина, миниатюрная, как многие азиаты, лет тридцати, может, меньше, но едва ли можно было подходить к ней с западными критериями. Изгнанной из Камбоджи победой красных кхмеров, ей после многочисленных злоключений удалось приехать в Париж и устроиться здесь вместе с семьей. Днем она работала у меня, а вечером в ресторане в тринадцатом округе. Она ни разу не пожаловалась на трудность существования, просто делала то, что должна была. Это умение смело встречать превратности судьбы являло собой в моих глазах одну из самых подлинных форм мужества и большей частью объясняло уважение, которое я к ней испытывал.

Как если бы он понял, чего я жду, Макс всем своим весом надавил на горло своей жены. Все в поведении Ольги выражало сильнейшее одобрение. Он старательно сжимал, тогда как мои руки, несмотря на усталость, возобновили свою работу над подлокотниками кресла.

Лицо Ольги стало темно-красным, она задыхалась, слюна появилась в уголках губ. Давил ее Макс теперь с такой силой, что она больше не могла говорить. Но этого и не требовалось, события шли своим чередом. На мгновение она и Макс повернулись ко мне, их взгляды показались мне чрезвычайно застывшими. Потом Ольга выгнулась, чтобы еще больше открыться ударам мужа. Но он внезапно отпустил ее.

– Нужно уметь вовремя остановиться, – сказал он. – Иначе что мы будем делать с телом? Это было бы очень затруднительно, не так ли, доктор?

Не дожидаясь моего ответа, он покинул Ольгу и направился в зал ожидания. Было невероятно, как он походил на меня. Я захотел его окликнуть, но шум хлопнувшей вдалеке двери внезапно разбудил меня.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

Я осмотрелся. Кабинет был погружен в сумерки, все тихо, спокойно. Обычный сеанс. Каждый на своем месте. Я в своем кресле, Ольга на кушетке.