Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с облегчением выдохнула.
Восемь месяцев назад мы с братом похоронили отца, но кошмары до сих пор врываются в мои сны, изводя и терзая. Постоянно снится одно и то же: настольная лампа, затеняющая тусклым светом спальню, растерзанное тело отца на кровати, кругом засохшие пятна крови… Во сне я открываю дверь комнаты и нахожу папу снова и снова. До бесконечности. Пока в один миг не просыпаюсь. Помочь мне не может никто. Не смог и опытный психотерапевт, у которого я наблюдалась полгода.
— У вас посттравматический стресс, — утверждал он. — Со временем симптомы ослабнут, но окончательно пройдут только спустя месяцы, а, возможно, даже годы. Время — ваше лекарство, ну и препараты не забывайте принимать.
Кошмары начались после похорон. Думала, если сбегу из Далласа[1], они отступят, но здесь, в Сэнтинеле[2], я вижу их также часто. Смерть отца сильно повлияла на меня. Мне не хотелось жить, но брат не позволил совершить глупость. Вместе мы с этим справились. Жаль, что сейчас он далеко.
Что касается мамы… Ее я никогда не знала и знать не хочу. Предательства прощать не умею. Ее уход считаю именно предательством. Папа, я, брат — все мы нуждались в ней, но она выбрала другую жизнь, другого мужчину.
Отец был мастером спорта по боксу, но серьезная травма руки вынудила его отказаться от карьеры. К счастью, он увлекался фотографией и смог зарабатывать этим на жизнь. Благодаря свободному графику у папы появилось больше времени для хобби. Он прыгал с парашютом и покорял горные вершины. Я до безумия боялась высоты и всегда переживала за него. Однажды отец открыл курсы самообороны для женщин. С тех пор он и меня обучал технике ближнего боя, за что я ему безмерно благодарна. Папа хотел, чтобы я умела защищаться, годами вырабатывал во мне выносливость и силу духа. Мы практически каждый день оттачивали теорию и отрабатывали приемы самообороны. Как сейчас помню его слова: «Ты должна научиться скрывать эмоции, иначе будешь уязвима. Нападающий никогда не должен видеть страха в твоих глазах. Что бы ни случилось, старайся его не показывать!» А еще он неустанно твердил: «Действуй неожиданно, непредсказуемо — противник спасует, не зная как среагировать…»
Я с грустью вздохнула. С детства хотелось быть похожей на папу, такой же смелой, отважной и справедливой. Я очень сильно любила отца, а какой-то ублюдок в одночасье лишил его жизни. И, клянусь, он заплатит за это… Как только найду его…
***
Авария лишила меня автомобиля, поэтому в бар я поехала с Торнтонами. По дороге рассказала, что разбила машину, но, проезжая место аварии, не увидела ни моего «Форда», ни «Порше» Кевина. Выходит, мой новый знакомый все уладил. Осталось узнать, куда отвезли машину и как скоро выплатят страховку.
Бар «У Алекса», которым я владею, достался нам с братом от дяди. В завещании он требовал продать все имущество, а деньги разделить между собой, но я не исполнила его последнюю волю. Слишком тяжело оказалось расстаться с теплыми воспоминаниями детства. С воспоминаниями о дяде. Оспорив завещание и покончив с утомительной бумажной волокитой, я переехала в Сэнтинел — маленький техасский городок на юге США. К счастью, знания, полученные в далласском колледже бизнеса, и по сей день помогают мне в управлении баром.
Он открывается в двенадцать дня и закрывается в два ночи. До пяти часов вечера людей здесь практически не бывает. Лишь четверо-пятеро постоянных посетителей, приходящих кто на ланч, кто выпить чашку кофе. Чаще заглядывает молодежь, реже детишки, желающие полакомиться мороженым. Днем я обычно проверяю документацию и решаю текущие вопросы, а вечером встаю за стойку бара ради удовольствия. Мне нравится смешивать коктейли и видеть довольные улыбки на лицах клиентов. А еще оказалось, когда все силы и время отдаешь делу, утрата переносится легче.
В баре я почти ничего не изменила: справа вип-зона — длинные столы и мягкие диваны, слева — четырехместные столики и стулья с высокими спинками. В углу бильярд. Персонал тоже остался прежним. Семейство Торнтон замечательно справляется с работой. Конечно, как и в любом баре, у нас бывают недостачи, но в целом, все отлично. Кейт — официантка, ее мама Сьюзан — повар, а брат Дуайт — администратор. Без этих людей я, как без рук. Для них же это место вроде второго дома, семейного дела. Не перестаю восхищаться трудолюбием и добротой Торнтонов. Их поддержка многое для меня значит. Я счастлива, что не одной мне хочется продолжить дело, начатое дядей.
После шести бар заполнился посетителями. Кэти мелькала у столиков, разнося заказы под зажигательные мотивы музыки кантри. Все шло своим чередом.
— Доброй ночи, Кристина. Плесни-ка мне виски, — улыбнулся помощник маршала, Джексон.
— Выходной? — поинтересовалась я.
— О, да. Вчерашнее дежурство так вымотало.
— Сочувствую. — Бросив в стакан несколько кубиков льда, и, наполнив его коричневой жидкостью, поставила на стойку. — А еще эта авария ночью…
— Какая авария? — его брови приподнялись, а рот приоткрылся.
— Ну как же, вчера после закрытия я поехала домой…
— Ах, да! — Всплеснул руками он. — Ну, конечно. Совсем забыл. Но только это случилось не ночью. Мисс Доусон...
— Мисс Доусон? — повторила я, прерывая речь помощника Маршала.
Похоже, Джексону ничего не известно о том, что случилось ночью. Но если Кевин не вызывал полицию, то куда делись наши машины? И почему на месте аварии ни единого следа, будто ничего не произошло? Выходит, поход в участок отменяется.
— Абсолютно верно. — Джексон поднял стакан и сделал глоток. — Эта дамочка прилично выпила и не справилась с…
Он что-то говорил, но я его уже не слушала. Мысли были всецело поглощены вчерашним ночным происшествием. Нервно теребя край вафельного полотенца, я поймала изучающий взгляд Кейт. Закончив разносить заказы, она наконец подошла ко мне. Положив локти на столешницу барной стойки, спросила с нескрываемым подозрением:
— Что с тобой, Кристи? Ты какая-то странная. Все время где-то витаешь. Э-эй, очнись, подруга! — протараторила Кэти, щелкнув у меня перед носом пальцами. И таинственно сощурила глаза, жирно очерченные угольного цвета подводкой. — Это из-за кошмаров?
Торнтон постоянно говорила быстро, но за долгие годы знакомства я уже привыкла к особенности ее речи. Кейт всегда выделялась на фоне ровесниц: носила рваные джинсы, длинные темные туники с изображением «Линкин Парк». Но сейчас на ней серая футболка, черные брюки-стрейч и отутюженный синий фартук — обычная форма официантки.
— Синяки какие под глазами. Ты смотри, отдашь Богу душу. Худющая совсем стала, вот-вот пополам сломаешься, — продолжала щебетать Кейт, убрав за ухо рыжую прядь волос.
И правда, на меня столько всего свалилось, что я не заметила, как начала терять вес. С одной стороны, это радовало. Наконец-то «Кристина-пухлые щечки» превратилась в стройняшку. Но с другой — если так дальше пойдет, боюсь, анорексия мне обеспечена.
— Прости, задумалась. Ты права, это из-за аварии. Не бери в голову, — отмахнулась я и направилась в кабинет.