А молодые – что ж? Бегут в столицу, в мегаполисы, хотят найти себя. Кто не был стремительным и порывистым в их годы, кто не мечтал о странствиях и подвигах? Такое время. Это старикам впору тишиной да спокойствием наслаждаться, а они… Сильные, энергичные, жизнелюбивые… Только бы от ошибок их уберечь.

– Убережём! – клялся дед Ермолай. – Постараемся! Пусть поживут по-человечески!

Он снова брался за перо, пытаясь поймать ускользающие мысли, зафиксировать их на бумаге, чтоб не убежали никуда, не скрылись в густом тумане. Непростое это занятие. Так ведь и жизнь простой не назовёшь…

Севостьяныч правил, зачёркивал, подбирал слова. Торопился: в столице люди строгие, требуют, чтоб работа была завершена в срок! И это правильно, справедливо. Но вспомнят ли о нём? Опубликуют рассказ? Не засмеют ли? Вдруг всё зря?

Дед Ермолай поднял голову. Дрожали листья на ветру, в окнах дома отражался солнечный свет. А в воздухе витал аромат свежеиспечённого пирога. На миг почудилось, что на кухне хозяйничает Настасья Петровна. Вкусные пироги она пекла, бывало… Умелица. Весёлая, но скромная, к мужу уважительная. Севостьяныч скучал по ней. Столько лет вместе прожили…

Дед Ермолай оглянулся назад. За забором стояла старушка – хозяйка соседнего дома. Её синие глаза смотрели внимательно.

– Доброго здоровья Вам!

– И Вам не хворать, – Севостьяныч с любопытством покосился на маленький столик, который располагался под раскидистой сливой на участке его новой знакомой. Ба! Самый настоящий пирог! Большой, румяный, сразу видно – только что из печи. И чайник рядом – пузатый, синий в белый горошек.

– Вы уж не серчайте на меня, старую, за пустую болтовню… Но… Не желаете ли пирога отведать? Испекла, а кому есть – не знаю…

– Вы бы, может, знакомых в гости позвали, – дед Ермолай растерялся.

– Одна я, звать-то и некого… Дай, думаю, соседа угощу… Приходите, здесь недалеко, – старушка неловко улыбнулась собственной шутке, и от глаз разошлись в стороны лучики-морщинки.

– Спасибо, – Севостьяныч собрал рукописи, прижал камешком, чтоб не разлетелись.

– А ну как дождь или гроза? Лучше в дом занесу. – Он поднял глаза на соседку. – Ничего это? Я быстро…

– О чём разговор!

Вскоре дед Ермолай уже сидел под сливой, пил душистый чай и нахваливал пирог, который, вне всякого сомнения, удался на славу. Старушка (звали её Ангелина Фёдоровна) радостно улыбалась. Гостю понравилось угощение – что ещё надо, чтобы почувствовать себя счастливой? Не зря, стало быть, старалась!

– Вы какими судьбами здесь? – поинтересовался Севостьяныч.

Добрая старушка приехала из маленького городка, где раньше работала почтальоном. Муж её умер, а дети засобирались в столицу. Хотели и маму с собой взять, но она отказалась.

– Куда нам по столицам-то? Я уж, почитай, восьмой десяток разменяла. Промчится мимо какая-нибудь навороченная машина – возьму да и отдам Богу душу со страху!

Они посмеялись.

– Вот и Оксанка, дочка, в столице живёт. И внук Алексей. Хороший он, добрый. Помогает всем. Работает днями и ночами. Устаёт, конечно, а что поделать…

Ангелина Фёдоровна всё это понимала – вырастила внучку.

– Катюшка мир повидать захотела… Так-то… Мир посмотреть, себя показать. Учится в университете теперь, вот и Соня с мужем с ней переехали. А старший мой сын живёт бобылём. Есть ещё внучка, только давно я её не видела.

Соседка помолчала, задумалась.

– Что в мире творится, разве разберёшь? Свободные отношения какие-то… Если перед Богом не супруги, какая же это семья?

Севостьяныч согласился.

– Вот в наше время…

После пирога Ангелина Фёдоровна убрала со стола и принесла большой альбом в коричневой обложке. Стали рассматривать фото. Перелистывали страницы, улыбались, вспоминали былое. А меж тем на улице смеркалось.

– Ох, – спохватилась соседка, – ужинать пора! Хотите яишенку? Или курочку? Мой старик так курочку любил – вообразить невозможно…

– Нет, что Вы! Сколько времени потратили на меня! И накормили, и чаем напоили… И поговорили мы славно. Спасибо, Ангелина Фёдоровна! Пора честь знать. Мне ещё писать надо…

– Что ж Вы такое пишете? Обращение в ЖЭК?

– Ну, тут дела помасштабнее, – улыбнулся дед Ермолай. Он не раз представлял себе, как приедет журналист, откроет свой блокнот, черкнёт пару строк о Севостьяныче… Больше не надо. Главное – не автор, а рассказ! Без исправлений, ясное дело, не обойтись. Но потом произведение напечатают на целом развороте. Прочитают его люди и снова (после долгого-долгого перерыва) посмотрят вокруг! По-всамделишному, а не мельком, не так, как обычно. Сколько «открытий чудных» их ждёт!

Дед Ермолай заранее обрадовался за этих людей. Он не считал себя великим писателем, способным пробудить в закоренелом цинике любовь к окружающему миру. Но хотелось верить в силу слова.

– Бывает? Бывает! И не такое! – Севостьяныч нахмурился. Ангелина Фёдоровна смотрела непонимающе.

– Ой, – очнулся дед Ермолай, – простите старого дурака! Ушёл в себя, а вернуться-то и забыл! Жду Вас в гости! Мой черёд Вас угощать. Посидим, побеседуем – время быстрее пройдёт. Или нам некуда спешить?

***

Алексей сдержал своё слово – прислал из города журналистку. Севостьяныч представлял себе тургеневскую барышню, которая только начинает работать. Но уже по тому, как решительно гостья припарковала автомобиль возле домика деда Ермолая (чуть забор не снесла, ей-богу!), было видно: характер у неё имеется. И ещё какой!

К этому времени дед Ермолай закончил рассказ. Он очень старался, хотя, как и всякий творец, никогда не был целиком и полностью доволен получившимися произведениями. Но сейчас Севостьяныч чувствовал: лучше ему уже не написать! Целыми ночами бродил он по дому и саду, искал вдохновение, бил себя по лбу, приговаривал: «Эх ты, писатель, за такое дело взялся, а сроки срываешь…» Но теперь-то можно успокоиться… Или нет? Ключевой момент!

– Доброго здоровья Вам, – начал он.

– Здравствуйте, – журналистка взглянула на деда Ермолая поверх очков. Они были в красной оправе – писк моды, насколько мода вообще способна пищать. Короткая стрижка, одежда в чёрно-белых тонах, дорогие часы… Судя по всему, эта дама ценила своё время.

– Рената Станиславовна, – представилась она. Казалось, слишком длинное отчество журналистке не нравилось.

– Рад встрече, – Севостьяныч обеими руками пожал протянутую руку, – милости просим… А я, значит, Ермолай Севостьяныч…

Гостья коротко улыбнулась и направилась по дорожке к дому. Ветер разгулялся, но солнце светило по-прежнему ярко и приветливо.

– Может, на воздухе лучше? – несмело предложил дед Ермолай.

– Хорошо, – согласилась журналистка, – сначала сделаем фотографии.

Она убрала очки, достала из сумки фотоаппарат и взглянула на Севостьяныча.

– Другой рубашки нет у Вас?

Дед Ермолай для встречи выбрал любимую васильковую рубаху и теперь искренне недоумевал: что не так? Но спорить смысла не было. Им, журналистам, виднее.

Рената фотографировала цветы в