Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мама, хочу фокус!
А Бабнюра торопится:
– Вот бабе на ладошку кусочек своей мороженки положи – и на солнышко. Если мороженка из молока – лужица будет беленькая.
Вместо молока образовалась мутная белёсая жижица с хлопьями. Бабнюра брезгливо стряхнула её в урну, вытерла липкую руку платком.
– А что это значит?
– А значит, пирожочек мой, мамка тебе бяку купила…
– Странно, – молодая женщина вертела в руках обёртку, – написано: 100 процентов цельного молока…
– А вы больше доверяйте что написано.
В тот же вечер молодая мать поднялась в тридцать третью квартиру, смущённая:
– Бабнюра, а вот детский кефирчик, дочка его обожает. Проверьте, не подделка?
На железной двери висел листок. «Вход в квартиру № 33 запрещён… Незаконная предпринимательская деятельность… Нецелевое использование жилой площади… Нарушение норм общежития, режима проживания… Пожарная безопасность… Сигналы соседей… Противозаконное нахождение подозрительных лиц, не проживающих в подъезде… Антитеррористические мероприятия…» Подпись: Управляющая Компания.
Снизу шрифтом помельче: «В случае неповиновения объявить общественное порицание на общем собрании жильцов. Выселить через суд…». Я дописала карандашиком: «И за еретичество подвергнуть сжиганию на костре».
Размышляя о возможной связи Бабнюры с террористами, поднялась на пятый этаж. Заперто, за дверью мёртвая тишина, на звонок никто не ответил. «Прикрыли лавочку!» – через натянутую цепочку торжествующе сообщил хрящеватый носик – и соседская дверь захлопнулась. Ясно, откуда сигналы.
У подъезда за скамейкой, источая тяжёлые алкогольные пары, лежало тело в знакомой бабНюриной жёлтой кофточке…
– Не возитесь, бесполезно – сердобольно сказала проходящая женщина. – Второй день пьёт. Отлежится и пойдёт домой.
Где, в какой книге читала: «Несказанная тяжесть опустилась на её душу…»?
Дома, вздохнув, включила компьютер. Полезла в интернет узнать, хорошее ли подсолнечное масло купила. Собственно, с этим и шла к бабНюре. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Запустила первый попавшийся на ю-тубе мастер-класс.
– Так вот, пирожочки мои… Тут ведь кто как болтает. Что если на дне в бутылке растительного масла бултыхается муть – значит натуральное. Кто наоборот: мол, негодное масло, плохая фильтровка, просрочка, прогорклость. А я так считаю, пирожочки вы мои…
Знакомый голос с хрипотцой. Колдующие над столом морщинистые руки. Очки на кончике носа. А вот и Бабнюра своей персоной, в знакомой кухоньке что-то химичит со строго и значительно поджатыми тонкими губами!
Я захлопнула ноутбук и полетела к Бабнюре: меня разрывали тысячи идей. Отредактируем текст, раскрутим, назовём «Мастер-класс Бабнюры»…
Бежала со всех ног, мелькали фонари, дома, кустарники, скамейки… Под скамейкой у подъезда, укрытый штопаной цыплячьей Бабнюриной кофточкой, спал Николай.
У Маши из палисадника сбежала земляника. Палисадник опустел, а улицу и канаву беглянка густо усеяла белыми цветочками, а потом и красными ягодками. Ребятишки лакомятся, взрослые, проходя, отщипывают. И на здоровье, не жалко. Но вот почему у Маши всегда так? Все от неё сбегают: земляника, муж, молоко с плиты, даже кошка.
У соседки вон попробуй сбеги. Вкопала по периметру ягодника мощные оцинкованные листы 70х70 см. Муж под её бдительным оком ползает по грядкам – для этого смастерил наколенники из автомобильных шин. Пропалывает кустики, подкармливает, рыхлит, обрывает усы. Канючит:
– Мусенька, борщик не упрел? В кишках урчит…
– Чего-о?!! В кишках у него урчит. Не заработал.
Попробуй у неё пикни, не то, что сбежать. Даже кот дисциплинированно сидит столбиком, украдкой наблюдает за нахальными трясогузками. Давеча, зарывая свои делишки, попортил грядку – хозяйка сделала внушение, натрепала за уши.
– Соседушка, а траву за нас кто полоть будет? – это она ласково, певуче окликает Машу. С той стороны забора у неё приставлена то ли табуреточка, то ли чурбачок, то ли стремянка. Оттуда, как с наблюдательного пункта, отлично простреливается… то есть просматривается поле боя – Машин огород. Цепкие мышиные бусинки глазок бегают, ощупывают каждую мелочь. – Вы же женщина, а в огороде такой срач устроили. Не стыдно? А берёзы-уродины когда спилите? Тень на мой участок бросают!
Довела Машу до того, что она боится выйти в огород. Когда нужно нащипать зелени для салата, выбирается, как партизан, в сумерках, короткими перебежками. Соседка мышиным чутьём учуивает Машу её. Тут как тут, над забором раскачивается мелкая тыковка головы:
– Никак, сорняк для салатика рвёте? Нынче ж не война, не голодный год, чтобы лебедой и мокрицей питаться. Вы ж не кролик, не коза! Рвите у меня бесплатно, я вам нормальной редиски с укропчиком дам.
Маша втягивает голову в плечи, ретируется в дом. Она бы соплёй перешибла вредную соседку, но боится её до обморока.
Маша – корпулентная тридцатипятилетняя женщина. Не толстая – а именно крупная, мясная. Столбы широко расставленных ног. Под мышками проймы бязевого сарафана надрезаны ножничками: иначе ткань лопнет под натиском тугой плоти. Могучая былинная шея. В горящую избу, коня на скаку – это про неё.
А она всю жизнь как пыльным мешком из-за угла пуганная. Пришла в психологический центр на консультацию. Вообще, в нашей стране женщины не любят ходить к психологу. Вместо них плачутся подружкам. Но подружки поахают, поужасаются – а назавтра разнесут по секрету всему свету. Знаю двое – знает свинья. Уж лучше к специалисту, который обязан хранить профессиональные тайны.
Робко села на кончик жалобно скрипнувшего стула. Сарафан тут же, затрещав по швам, мощно уехал вверх, обнажив большие комковатые колени. Хихикает, одёргивается, вжимает голову в плечи. Оглядывается, жмётся и ёрзает, будто хочет по-маленькому.
Маша, как рубль, хочет всем нравиться. Мозг сверлит единственная мысль: что про неё подумают люди.
Купит нарядную кофточку, наденет – и в ужасе, бегом вернётся с остановки переодеться. А вдруг людям покажется, что кофточка слишком вызывающая или легкомысленная, или ещё что?
Маша робко трогает на моей шее и руках ожерелья и браслеты из натурального камня. С завистью благоговейно разглядывает перстни из чернёного серебра, с крупными полудрагоценными камнями. Шумно выдыхает: «А я вот так не могу».
Но она не оставляет надежды, тянется. Покупает дешёвенькую бижутерию. На улице в панике её срывает, испуганно оглядывается, пихает в сумочку. Хорошо, успела: а то люди бы пальцем ткнули: вырядилась как дурочка с переулочка.
– И давно эти страхи с вами?
– Всю жизнь.
Страшно подумать: всю свою неповторимую, единственную жизнь Маша жила не своей жизнью, а жизнью окружающих. Которым, если вдуматься, какое до неё собачье дело.