Когда Менгуй резким пинком в спину втолкнул меня в двери огромной юрты, украшенной парчой и шелками, я не удержав равновесие рухнула на пол, издав короткий глухой стон. Но Хан даже не соизволил поднять головы, все также продолжая перебирать гору свитков, разложенных перед ним на высокой деревянной тумбе.

Когда мой конвоир коротким покашливанием напомнил ему, что мы все еще здесь, мужчина наконец-то соизволил посмотреть в мою сторону.

Слегка нахмурившись, он мазнул взглядом по цепям, и что-то отрывисто бросил Менгую, который недовольно ворча, сперва ослабил оковы, а после и вовсе с громким лязгом бросил концы цепи на пол. Бритоголовый последовал его примеру.

Ощутив долгожданную свободу, я полной грудью вдохнула воздух, и опустилась на правое бедро, чувствуя как в местах соприкосновения с цепью кожа и мышцы начинают наливаться нестерпимой болью.

Забрав цепь, Менгуй со своей шестеркой тут же испарились из юрты, повинуясь одному лишь короткому движению головы каана, который теперь напротив, не сводил с меня пронзительного темного взора.

Я не знала чего ожидать… Милости или же казни. Он стал другим. В глазах не было ни любви ни ненависти. Лишь бесконечная усталость и равнодушие, хорошо замаскированные флером власти и некой надменности, за которыми скрывались истинные чувства, пока что недоступные мне.

Закусив изнутри щеку, я усилием воли заставила себя подняться на ноги. Колени дрожали, тело отказывалось принимать вертикальное положение, но я упрямо продолжала стоять, стараясь не обращать внимание на боль и слабость в мышцах.

Не позволю ему сделать из себя бесправное ничтожество.

Отметив мой боевой настрой, Хан поджал губы, будто едва сдерживая ухмылку. Это разозлило меня, и я лишь выше вскинула подбородок, стараясь перенять то же выражение надменности, что ни на секунду не сходило с лица самого Хана.

— Зөрүүд Орос шулам… [Упрямая русская ведьма…] — бросил он, с легким прищуром покачивая головой.

Я не понимала ни единого слова из его речи, и это пугало. Оставаясь в полном неведении, я уже тысячу раз сама себе подписала себе смертный приговор, слыша его в каждой фразе Хана и его соплеменников.

Однако, судя по всему, убивать меня сегодня не планировали…

За спиной послышался тихий стук, и смутно знакомый голос пролепетал:

— Та намайг дуудсан уу, Каан? [Вы звали меня, каан?]

Завернув голову через плечо, я увидела русскую девчонку, что переводила мои слова Менгую.

Отбросив очередной свиток в сторону, Хан легким движением поманив девушку к себе. Уперевшись плечом в один из столбов, поддерживающих свод юрты, и сложив руки на груди, он протянул:

— Тэр хэн бэ, улус руу хэрхэн очсоныг асуу. [Спроси, кто она такая, и как попала в улус.]

Девушка перевела мне его слова, и я, слегка помедлив, ответила:

— Меня зовут Кара. Я попала сюда из-за древнего змея Уробороса. Это единственное, что вам стоит знать обо мне.

Получив перевод, Хан раздраженно дернул уголком губ и довольно резко произнес:

— Би юу мэдэх естой, юу хийх есгүй гэдгээ шийдэх нь танд хамаагүй! [Не тебе решать, что мне стоит знать, а что нет!], — прежде чем девчонка начала переводить, мужчина добавил, — Та сүнснүүдтэй ярилцаж, галыг захирч чаддаг нь үнэн үү? [Это правда, что ты умеешь говорить с духами и подчинять огонь?]

Я кивнула, едва заслышав русское значение прозвучавших фраз.

Хан задумчиво потер подбородок. Похоже он и сам не понимал что со мной делать.

— Как тебя зовут? — осторожно шепнула я переводчице, бросающей весьма красноречивые взгляды на размышляющего над моей судьбой каана.

С недовольством переведя взор в мою сторону, она едва шевеля губами, вымолвила:

— Настасья я.

Как только мои губы вновь приоткрылись, для того чтобы спросить какой сейчас год, девушка прошипела:

— Молчи, если тебя не спрашивают! А то вместо гарема мигом в скотники угодишь!

Я пораженно отпрянула от девушки, всем телом ощущая исходящую от нее неприязнь.

Бешеная какая-то!

— Шивнэхээ боль! Тэр одоо тэр гаремд амьдрах болно гэж шуламд хэлээрэй. [Хватит шептаться. Скажи ведьме, что с этого дня она будет жить в гареме.]

Похоже Хану не понравились наши перешептывания…

Опустив пристыженный взгляд в пол, Настасья перевела:

— Каан говорит, что ты будешь жить в гареме.

Что?! Нет, нет, нет…

Распахнув испуганный взгляд, я воскликнула:

— Нет! Пожалуйста, только не в гарем! Что угодно, прошу, но только не туда!

Настасья взглянула на меня как на умалишенную, и прошептала:

— Ты совсем дура?! Да с твоими увечьями богу молиться надо, что в гарем попадешь, а не к рабам в скотник!

— Да я лучше сдохну, чем лягу под такого как Менгуй или тот лысый мордоворот!

Настасья фыркнула, и попыталась что-то объяснить, но на нее тут же прицыкнул Хан, заставив девушку замолчать. Его, кстати, моя реакция будто и не удивила. Оторвавшись от столба, он не торопясь подошел ко мне, и остановившись буквально в полушаге, склонил голову на бок. Его странный будоражащий взгляд блуждал по моему лицу и волосам, изредка спускаясь в разорванный ворот рубашки.

— Теперь ты моя, Шулам. Сделать все о чем я попрошу, и будешь жить — на ломаном русском пророкотал он, — Иначе — смерть. Поняла? Уйдешь — смерть. Отдашься другому — смерть. Обманешь — смерть.

Я как завороженная кивнула, на самом деле не понимая вообще ничего.

— Хол яв, Настази. [Уходи, Настасья] — приказал Хан, не отрывая взгляда от моего лица.

Девушка недовольно поджала губы, почти что с ненавистью глядя на меня, но все же покинула юрту, оставив нас наедине.

Когда дверь за Настасьей закрылась, Хан обеими руками подхватил мои волосы и перекинул их за спину, обнажая шею и ключицы. Я же настороженно следила за каждым его движением, опасаясь что он решит сделать меня своей во всех “смыслах” прямо здесь и сейчас.

Оставив в покое волосы, мужчина медленно обошел меня по кругу, остановившись прямо за спиной. Затылком я почувствовала его размеренное глубокое дыхание, от которого по шее и плечам пробежала странная дрожь. Прижавшись колючей щекой к виску, Хан судорожно вдохнул мой запах, и обхватил сильными горячими ладонями талию, стискивая ее почти до боли.

Нервно сглотнув тяжелый ком в горле, я положила свои ладони поверх его рук, пытаясь расцепить их, однако ничего не вышло.

— Тшш, шулам… Подчиняться — жить… — выпалил мужчина, и это стало первым предупреждением.

Наверное стоило попробовать обратиться к огню, и показать Хану, что могу постоять за себя, но я почему-то не смогла… Не смогла причинить ему боль. Да и к тому же проверни я с