Было тихо и спокойно. Все спали, и никто не заметил отъезда Грэга.

Он добрел до своего дивана и рухнул на него.

Проходя через контрольно-пропускной пункт Бутырки, Кузьмичев выложил в специальный лоток часы, мобильный телефон, набор ключей, другие острые и металлические предметы.

Охрана во главе со Старковым осталась в основном «предбаннике», набитом пришедшим на свидание народом, напряженно и цепко наблюдая за происходящим.

Выполнив всю необходимую процедуру, Сергей прошел через специальный турникет – ворота, где его еще раз «просветили» с головы до ног, – и двинулся следом за конвоиром.

Прошли по длинному, выкрашенному в грязно-зеленый цвет коридору, поднялись по ступенькам на второй этаж, и снова слева и справа замаячили одинаковые двери с надписями различных ведомств тюрьмы.

Конвоир молчал, лишь изредка косился на посетителя.

Перед одной из дверей, на которой висела табличка «Следователи», он остановился и жестом пригласил Сергея войти.

В комнате находились невысокий лысоватый следователь Максимчук и Сабур, несколько сдавший с того времени, как Кузьмичев его видел в последний раз.

Сабур от неожиданности улыбнулся:

– Боже, какие люди… – И через паузу добавил: – Но не в Голливуде, а в тюряге.

Следователь сообщил:

– У вас десять минут. Предупреждаю, комната оборудована видеоаппаратурой, и любые противозаконные действия могут быть направлены как против заключенного, так и против посетителя…

И бесшумно вышел. Сабур неожиданно обнял Сергея, приложился щекой к плечу.

– Пришел, брат. Да? – Заглянул в глаза. – А я уж грешным делом подумал было, что забыл меня. Слово ведь давал в прошлый раз. Помнишь? Про дружбу!

– Помню, Сабур, – Кузьмичев похлопал его по спине, усадил на стул, сам сел на место следователя. – Как ты здесь?

Тот оскалился:

– Как в Крыму – все в дыму и ни хера не видно. Никакого просвета. – Наклонился вперед, перешел на шепот: – Не дай бог, Кузьма, оказаться в этом «санатории». Вырваться отсюда все одно что проглотить ежа и не подавиться…

– Потерпи. Через месячишко выдерну.

– Один месячишко, кстати, уже просвистел!

– Думаешь, все так просто?

– Если б я думал, то сидел бы не здесь, а на толчке… – Сабур явно нервничал. – У меня дела на воле. Бизнес завис! А ты, Кузьма, тоже должен быть заинтересован в нем!

– А кто рулит бизнесом, пока ты отдыхаешь?

– Есть один… Цапфик! Выйду из этого санатория, яйца ему оторву. Завалил все линии, беспредельщиков пустил.

– Давай пока что я порулю… – то ли в шутку, то ли всерьез предложил Кузьмичев.

Глаза Сабура выкатились, налились кровью, он сложил фигу, сунул посетителю под самый нос:

– Ты за этим прикатил?

– Совсем нет.

– А по-моему, совсем да… Не суйся, брат, в мою печку – спалит до черных косточек. Обещаю! – Помолчал, успокаиваясь, посмотрел на гостя. – Как собираешься меня выдергивать?

– Тебе шьют что? Дурь! В особо крупных партиях. Правильно? А это вопрос серьезный.

– Был бы простой, к тебе не обращался бы… Тут ко мне каждый день разная шпана заглядывает – поможем, поможем. Хрен помогут! Давай, Кузьма, кумекай.

Сергей опасливо посмотрел на потолок, на стены. Сабур понял смысл его взгляда.

– Не бойся, очко здесь не работает. Все куплено.

– Есть одна тема, – сказал Сергей.

– Говори.

– Плохо выглядишь, браток. Крепко сдал.

– Есть такой момент, – согласился подследственный. – Знаешь, какие тут условия? Хоть у меня отдельная фазенда, а все равно не мед… Гуляш по коридору, отбивные по ребрам. До смертинки две пердинки.

– Вот на этом и будем работать.

– На чем? – не понял Сабур.

– Ты ж больной, Сабур. Совсем больной!

– Это временно, Кузьма! Выйду на волю, вообще не узнаешь! Глянешь – красавец! И мимо прокатишь!

– Так это на воле. А до воли нужно, брат, поболеть. Чтоб пожалели тебя, в госпиталь определили. А там, глядишь, и на больничный отпустят.

Сабур с надеждой и пониманием уставился на друга:

– Думаешь, попробовать?

– Пробовать? Зачем пробовать? Ты уже болеешь. А завтра так просто с постели не встанешь. Понял меня?

Тот поймал его руку под столом, стал суетливо и благодарно жать. Глаза его горели.

– Понял, Кузьма. Конечно понял. Чешем лохматого, а там видно будет. Бог не фраер, он все видит. Правильно я толкую?

Сергей снова показал глазами на потолок.

– Да нормально все! – отмахнулся Сабур. – Я им тут бабок немерено отвалил… Все до одного глухонемые… – Вдруг вспомнил о чем-то. – А как там с Пантелеихой? С ее ребятенком? Помогли мои пацаны?

– Спасибо, Сабур. Кое-что накопали.

– А чего ж молчишь? По делу хоть накопали?

– По делу.

– Вот видишь? Сабур обещания выполняет!

Грэг сидел под кайфом в своей комнате, лениво и самозабвенно перебирал гитарные струны, когда к нему в комнату вошел Кулек.

Грэг перестал играть, вопросительно посмотрел на него:

– Как пацан?

– Спит, – ответил Кулиев. – Получил свою дозу и отдыхает. – Он уселся напротив, пристально посмотрел на Грэга.

– Что такое? – поежился под его взглядом Грэг.

– Когда будешь звонить Пантелеихе?

– Завтра.

– Думаешь, успеет собрать бабки?

– Ее проблемы… Не соберет, будем дальше выкручивать руки.

– Пока нам самим не выкрутят… – Кулиев закурил, выпустил густое облако дыма. – Тут Жорик начинает выступать.

– Чего это вдруг? – удивился Грэг.

– Надоело, говорит… Очко, говорит, от страха играет.

Грэг хмыкнул:

– Когда очко успевает играть, если он из кайфа который день не выходит?

– Значит, успевает… Может, потому и в торчке все время. Как бы не заложил.

– А кому он может заложить?

– Да кому угодно! Соседям, например. Или по телефону кому-то брякнет.

Грэг отложил гитару, озабоченно качнул головой:

– Может, с ним побазарить? По-пацански?

– Попробуй.

Жора сидел в наушниках с закрытыми глазами, забросив ноги на стол.

Кулек содрал с него наушники, кивнул Грэгу:

– Базарь.

Тот сел напротив, поинтересовался: