Я заверил, что привезем. Подождав, пока наш проводник оденется, мы вышли на улицу. В машине, не считая водителя, находился лишь Гриненко.

— Где Пичкарёв? — напрягся я, в который уже раз бросив взгляд на часы, которые неумолимо показывали, что у меня осталось полтора часа.

— До магазина за кефиром пошел, говорит, что с его язвой без кефира никак, — пояснил Стас. — Что по Судаку?

— Задерживать Судака надо, а ты Пичкарева отпустил! — мои нервы начинали сдавать, — В какую сторону он ушел? — закрутил я головой. — Пётр Брониславович, где тут у вас продуктовый?

— Да вон он идет! — обрадованно указал Гриненко на появившегося из-за угла Пичкарёва, который бодрым шагом спешил к нам. Кефира при нем не было.

— В машину! Быстро! — рявкнул я любителю кисломолочных продуктов.

Сначала, не доезжая до дома Бельской, мы высадили Ярославцева, Пичкарёва и Гриненко, наказав им блокировать снаружи оба балкона и выход из квартиры. А сам я с майором поехал в адрес семейства Судаковых. Дверь нам с Закржевским открыли сразу и в квартиру впустили без лишней нервотрепки. Открывшая нам рыхлая женщина была в возрасте и в железных бигудях. Когда я пояснил матери Судака, по какому поводу мы посетили их квартиру, она без колебаний предложила пройтись по их родовому гнезду и удостовериться, что её сынишка здесь напрочь отсутствует. Но при этом настояла, чтобы я разулся. Я подчинился и для очистки совести обошел все углы и даже кладовки. Судака здесь, как я и ожидал, не было. Как и договаривались, я подмигнул майору.

— Я тут еще одно место знаю, где он может быть! — вступил в игру старший участковый, — Тут неподалеку их родственница живет, к ней надо пройтись! В аккурат, минут за пятнадцать дойдём! — с непроницаемым лицом пробасил майор.

Снисходительно-спокойное и даже вальяжное до этого лицо судаковской родительницы побледнело. Я понял, что вероятность того, что я смогу уложиться в отпущенное мне время, имеет право на жизнь.

— Тогда и машину вызывать не будем, если это неподалёку! — подыграл я Закржевскому, — Прогуляемся! — и начал обуваться.

Студенистые телеса Судачихи нервно заколыхались под халатом и мне даже показалось, что бигуди на её голове стали тихонько позвякивать. Из квартиры мы с майором вышли со степенной неторопливостью, но как только щелкнул дверной замок, опрометью бросились через три ступеньки на улицу. Сержант по договоренности машину не глушил и едва мы в неё запрыгнули, рванул к дому Элеоноры Бельской.

До заветного подъезда оставалось не больше пятидесяти метров, когда из него, натягивая на ходу куртку, выскочила до боли знакомая фигура Судака. Из-за угла, со стволом в руке, ему наперерез уже летел Стас. Ярославцева я пока не видел.

На вооруженного Гриненко беглый арестант переть не решился. Развернувшись, он кинулся в сторону дороги, то есть, в нашу сторону. Я выскочил из машины метров за десять до летящего мне навстречу свинопотама и направил на него пистолет. Судак включил экстренное торможение и уставился сначала на ствол, а потом мне в глаза. Очевидно увидев в них острое желание выстрелить, он обмяк. Шагнув ему навстречу, я, насколько хватило силы и замаха, въехал носком ботинка ему по яйцам.

Еще в той, прежней, армии, инструктор говорил, что закачать мышцами можно все уязвимые жизненно-важные органы. Кроме переносицы и яиц. Именно из этих знаний я и исходил, стремясь обеспечить лагерную самодеятельность тонкоголосым тенором в лице спринтера-верхолаза.

Глаза потенциального конкурента Лучано Паваротти полезли из орбит, а сам он попытался удержаться на ногах, хватая меня за одежду. Не будучи абсолютно уверенным, что это не нападение, я снова не пожалел замаха и приложился рукояткой килограммового ПМ ровнёхонько в середину лба бегунца. После этого Судак опал на грязный асфальт, как лист. Замотав ему руки его же ремнем, мы вчетвером едва засунули бесчувственного утырка в собачник. И только после этого Гриненко с Ярославцевым пошли к Элеоноре вызволять две пары казённых наручников, очень надеясь, что Судак их открыл, а не распилил. Я опять посмотрел на часы и осознал, что наш самолёт уже семь минут, как в воздухе. Надо было идти на переговорку и что-то плести Данилину, оправдывая свою задержку еще на сутки.

Пока я предавался тоске и печали, вернулись опера. Стас счастливо улыбался. Понять его было можно, все наручники в этом времени, как и табельное оружие, были номерные. Отбрехаться за утерю одних браслетов было очень трудно, а за две пары кандалов, просто невозможно. Застегнув все еще беспамятному беглецу руки за спиной, мы поехали в театральную общагу. По пути вернули на родину майора Закржевского. Ночевать в аэропорту не блазнилось никому. Судака ни в ИВС, ни в СИЗО шансов сдать без скандала у нас тоже не было и мы решили, что прикуем его в общаге к батарее и будем по очереди сторожить.

Повеселевший Ярославцев не был против, чтобы заехать на переговорный пункт. С тяжелым сердцем я приготовился каяться перед Данилиным за опоздание на рейс. Без всякого "здрасти" меня начали х#есосить.

— Под суд пойдешь, мерзавец! — орала мне в ухо трубка злым голосом моего прямого начальника, — Пива тебе, подонок, захотелось?! Лично просить буду судью, чтобы тебе лишение свободы дали! И характеристику сам тебе напишу! И, чтобы сиделось тебе нерадостно, я тоже постараюсь! — Алексей Константинович надрывался на том конце, а я активно соображал, в чем причина такой его осведомлённости.

По всему выходило, что не за кефиром меньше часа назад отлучался наш верный друг Пичкарёв. Видимо, наш коллега счел, что, заложив нас с Гриненко, он получит какую-никакую индульгенцию и шанс продолжить свою милицейскую карьеру.

— Вы что-то перепутали, товарищ майор! — дождавшись, когда начальник выдохнется, вступил я в диалог, — Судаков в данную минуту в наручниках сидит в автозаке. С этим-то как раз всё хорошо. У нас тут другая проблема, Алексей Константинович! Пичкарёв с катушек слетел! Допился до белой горячки и несёт всякую чушь. Всё время пива «Жигулёвского» просит! Устали мы с ним товарищ майор! Из-за него мы практически и опоздали на самолёт! Вот ведь как чувствовал, что не надо его брать в командировку! А вы настояли...

Совесть меня не мучила, ибо не я начал эту моральную поножовщину. Понятно, что побег Судака потом все одно вылезет, но сейчас надо было тормозить шефа, пока он там не наворотил необратимых бед и не