— Что я могу сказать, чего ты и сам не знаешь? — устало проговорил Константин Иванович. — Или ты не знаешь, что эти люди, рискуя ежедневно и ежечасно своей головой, получают такую мизерную зарплату, что с трудом сводят концы с концами? Или ты не знаешь, что за прошлый год погибло около трехсот сотрудников милиции, а их семьям была выплачена разовая компенсация, которой вряд ли хватит на нормальные похороны? Вот и находятся те, которые пытаются заработать другим путем…

— В Афганистане мы тоже гибли и ничего не получали за это, кроме цинковых гробов, — тихо сказал Савелий.

— Там вы выполняли свой долг перед родиной.

— А они? Разве они не выполняют свой долг перед родиной? — нервно воскликнул Савелий.

— Там была война… — попытался возразить Богомолов, — понимая, что Савелий кругом прав.

— Там война, а здесь что? Сейчас у нас везде война! — Савелий рывком встал с кресла. — Война с голодом, инфляцией, с коррупцией, мафией? — С каждым новым доводом он все больше повышал голос. — Неужели нет предела человеческой подлости? Им, которым положено вести борьбу с преступниками, на блюдечке преподносят убийц, с поличным, как говорится, а они их отпускают. Это как, по-вашему, не нарушение долга перед родиной?

— Я их и не оправдываю. Ты меня превратно понял. Я просто пытаюсь понять их, объяснить их поступки…

— Объяснить? Что можно здесь объяснять, если эти подонки сейчас посмеиваются над законом, а завтра пойдут снова убивать, грабить, насиловать? Неужели вы, занимающий ответственный пост в такой мощной организации, не можете что-то сделать с этими мерзавцами, чтобы другим неповадно было?

— Эх, Савелий… — Генерал тяжело вздохнул, нисколько не обижаясь на горькие слова Савелия. — То, о чем мы сейчас говорим, не под силу одному человеку.

— Выходит, пусть грабят, насилуют, убивают, так что ли? А мы будем сидеть и ждать, когда придет некто умный и наведет в стране порядок? — Савелий почти кричал. Генералу было трудно говорить в такой ситуации. Он знал, что его собеседник только что потерял самого близкого человека.

— Ты прекрасно знаешь, что я и те, кто рядом со мной, делаем все, что можем. Но время «хирургов» прошло! — наконец произнес Богомолов.

— Вот-вот, а терапии пока не научились! — зло усмехнулся Савелий.

— Нет! Лично я так не могу. Завтра похороны, а убийцы Наташи до сих пор гуляют на свободе! — Савелий так разнервничался, что по его щекам вдруг потекли слезы. — Извините! — буркнул он и быстро пошел к выходу.

Богомолов хотел его окликнуть, но махнул рукой: чем он мог сейчас успокоить Савелия? Разве можно найти лекарство от душевной боли? А вот с этими подонками действительно нужно разобраться и как можно быстрее! Это же надо набраться такой наглости, что едва не в открытую отпустить преступников! Генерал потянулся к телефонной трубке… В тот же день трое сотрудников милиции были арестованы. Они все отрицали до тех пор, пока им не были предъявлены фотографии, сделанные «на всякий случай» капитаном Стороженко.

Сейчас, стоя над могилами, Богомолов чувствовал себя гораздо спокойнее, чем вчера перед Савелием. Он даже хотел сказать ему, что продажные сотрудники милиции арестованы, но потом решил, что эта информация вряд ли уместна в данный момент. А вот участие Савелия в задуманном деле может оказаться очень полезным… Однако не нужно торопиться, необходимо все тщательно обдумать.

Вокруг могил полукругом стояли «афганцы», возглавляемые Олегом Вишневецким. Они выделялись пятнистыми камуфляжами, на которых яркими пятнами сияли металлические бляхи — эмблемы службы безопасности «Герата». Ребят было много, их второй, внешний круг присматривал за порядком, незаметно успокаивая пьяных или пытавшихся хулиганить подростков.

Мать Наташи рыдала во весь голос и все время старалась прикоснуться к своим детям руками, губами, щекой. Какие-то женщины, то ли родственницы, то ли просто знакомые, тщетно пытались ее успокоить. Отец Наташи стоял рядом и молча смотрел на мертвое лицо дочери, потом переводил взгляд на сынишку, на мать, и его усталые глаза вновь наполнялись слезами.

Савелий стоял неподвижно, словно мраморная статуя. Он, конечно же, ощущал косые взгляды Наташиного отца, и ему хотелось закричать во весь голос: «Не виноват я в ее смерти! НЕ ВИНОВАТ!» Но Савелий не мог этого сделать, потому что все же ощущал себя виновником страшного горя. Он никак не мог поверить в то, что Наташа, такая добрая, нежная, жизнерадостная, почти подросток, лежит перед ним в гробу неживая…

НЕЖИВАЯ! Какое безысходное слово! НЕЖИ-ВА-Я! Оно означает, что Савелий уже никогда не услышит голоса Наташи, не почувствует ее дыхания. Ее руки никогда не прикоснутся к нему… Как могло такое случиться? За что, Господи, ты так наказываешь? Почему именно его, Савелия? Стоит ему только начать отогреваться душой, почувствовать вкус жизни, как на него снова обрушивается беда. Неужели ему навсегда суждено остаться одному? Неужели он всегда будет приносить несчастье своим любимым? Это же какой-то злой рок! Лариса, потом Варечка, теперь Наташа! Почему, Господи? За что караешь?

Словно почувствовав что-то, Воронов осторожно опустил руку на плечо Савелия. Что он мог поделать в эти минуты, как еще дать другу понять, что тот не одинок? Но Савелий никак не среагировал на этот знак сочувствия, и Воронов осторожно убрал руку, тяжело вздохнул и взглянул на бывшего генерала Говорова. Тот чуть заметно покачал головой, как бы говоря ему: «Не нужно. Савелий должен сам справиться с этим страшным горем».

Савелий действительно ничего не ощущал, кроме огромной тяжести. У него было ощущение, что ему приходится держать на себе весь небосвод. Как же щемит сердце! Кажется, еще мгновение — и из его груди вырвется вопль, который заглушит все звуки вокруг… Неожиданно все звуки действительно исчезли и Савелий почувствовал волнение в груди. Он ЗНАЛ это волнение, ЗНАЛ, что за ним обычно появляется его Учитель. Как же ему не хватает его! Где ты, Учитель? Хотел осмотреться, чтобы найти его, но какая-то сила словно тисками сжала голову Савелия, не давая возможности шевельнуть ею. Люди вокруг куда-то исчезли, и он остался один на один с гробом Наташи.

— ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, БРАТ МОЙ! — раздался неведомо откуда такой родной голос.

— Учитель! — воскликнул Савелий, не веря, что вновь слышит его голос.

— Я УСЛЫШАЛ БОЛЬ ТВОЕГО СЕРДЦА И ПОТОМУ РЕШИЛСЯ НА ТО, ЧТОБЫ ИЗРАСХОДОВАТЬ ЧАСТЬ КОСМИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ. Я ПОЧУВСТВОВАЛ, ЧТО ТЕБЕ НЕОБХОДИМО УСЛЫШАТЬ МЕНЯ, ПОЧУВСТВОВАТЬ МОЮ ПОДДЕРЖКУ И ПОЛУЧИТЬ МОЙ СОВЕТ.

— Больно мне. Учитель! — со стоном вырвалось из груди Савелия.

— ЗНАЮ, БРАТ МОЙ. К СОЖАЛЕНИЮ, Я НЕ В СИЛАХ УНЯТЬ ЭТУ БОЛЬ. ОНА ОСТАНЕТСЯ С ТОБОЙ НАВСЕГДА, ХОТЯ И НЕ БУДЕТ ТАКОЙ ОСТРОЙ, КАК СЕЙЧАС. БРАТ МОЙ, НЕ СКОРБИ О СВОЕЙ ДЕВУШКЕ: ОНА ПОКИНУЛА ЗЕМЛЮ СЧАСТЛИВОЙ, ПОТОМУ ЧТО ЛЮБИЛА И БУДЕТ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВЕЧНО.

— Учитель, я готов уничтожить ее убийц! — с ненавистью воскликнул Савелий.

— БРАТ МОЙ, НЕ ДАВАЙ СВОЕЙ ДУШЕ ВСТАТЬ НА ПУТЬ ОБЫКНОВЕННОЙ МЕСТИ. ЭТО ДЕЛАЕТ ЧЕЛОВЕКА СЛАБЫМ И БЕЗВОЛЬНЫМ, А ТЕБЕ НУЖНО МНОГО СИЛ, ЧТОБЫ НАКАЗАТЬ ЗЛО! ТЫ ОЩУЩАЕШЬ РАЗНИЦУ? НЕ МСТИТЬ, А НАКАЗЫВАТЬ ЗЛО!