Его подкованные сапоги, разрывая сонную тишину особняка, гулко стучали по граниту лестницы, совершенно неосвещенной и пустой. Но это не мешало ему находить дорогу и не спотыкаться на ступенях. Он шел маршрутом, по которому ходил тысячи раз.

Наконец лестница вывела на второй этаж, где находились покои его матери, довольно влиятельной в свое время женщины. Без сомнения, умной, хитрой и умеющей извлекать выгоду из своего положения.

Нынешний король был к ней когда-то очень привязан, и многие знатные дворяне знали, что он прислушивался к ее мнению.

«Да, бежит время», – размышлял Жакуй о прошлом с грустинкой и сожалением. Тогда они жили не здесь, на задворках, а в самом сердце дворца.

Встречи с матерью добивались самые знатные семейства, чтобы через нее решить свои проблемы. Добиться расположения его величества, пристроить отпрыска на доходную королевскую службу, а то и удачно выдать дочь замуж.

Все изменилось с приходом новой, девятой по счету, молодой жены, которая должна была понести сына для самодержца. Вместе с ней пришел духовник, худой маленький старичок с крысиными глазками, и кормилицу через месяц отселили в этот особняк, запретив встречаться с королем.

Жакуй вздохнул и свернул в правое крыло, которое слабо освещалось лампадами, так что в трех метрах уже ничего не видно.

«Когда это было? – вспоминал Жакуй. – Десять или двенадцать лет назад». Новая королева так и не понесла, но сохранила свое место рядом с его величеством, который с возрастом стал невыносимо набожным.

Жакуй дошел до нужной двери и не стучась вошел, открыв высокую дверь. У матери были покои из трех комнат. Вот у второй двери он остановился и постучал. Дверь открыла сиделка, приставленная к матери, и поклонилась.

– Добрый вечер, господин Парван, госпожа ждет вас. – Она повернулась и, держа подсвечник с пятью горящими свечами, пошла впереди него. На большой кровати в куче подушек полулежала его мать. Несмотря на преклонный возраст, это была женщина с еще цепким взглядом и умными почти черными глазами, которые, казалось, проникали внутрь помыслов собеседника. Такими пронзительными они были, что Жакую чудилось, будто она знает все его потаенные мысли.

Мать улыбнулась, увидев сына, и, махнув рукой сиделке, выпроводила ее.

– Ступай, Гайя, и проследи, чтобы нам не мешали поговорить.

Женщина поклонилась и вышла.

– Присядь, сынок, – показала рукой старушка на стул возле кровати. Она дождалась, пока Жакуй усядется. Наученный долгим общением с матерью, он сидел молча и ждал, когда она заговорит первой. Та долгим взглядом рассматривала сына. Она что-то искала в нем и не могла найти, именно такое впечатление сложилось у Жакуя. Затем мать положила сухонькую ладонь на его руку, лежавшую на коленях. Наконец она что-то решила для себя и стала говорить. – Сынок, ты уже совсем взрослый. – Жакуй внутренне усмехнулся: еще бы, ему уже за сорок, он полысел и обзавелся солидным животиком. Мать поняла, какие мысли посетили сына, и улыбнулась. – Для матери, сынок, дети всегда маленькие. Жаль, что ты не обзавелся семьей, не дал мне вкусить радости понянчить внуков.

Жакую составило большого труда не поморщиться, вместо этого он только положил другую ладонь на руку матери и погладил.

– Знаю, знаю, что ты об этом думаешь, – проговорила старушка, – но я позвала тебя для другого разговора. – Она помолчала, собираясь с мыслями. – Я расскажу тебе тайну из прошлого и потребую от тебя выполнить мою просьбу, сынок. – Голос женщины из мягкого и доброго стал жестким и даже колючим.

Жакуй насторожился. Он знал, что мать полна тайн, и старался в них не вникать. Меньше знаешь – спокойнее живешь, это правило он усвоил с детства. Не обладая большим умом, он был наблюдательным и незаметным мальчиком, что позволяло ему не выделяться и жить безопасно. Все считали его простоватым, недалеким и исполнительным, но только мать знала, какой твердой волей обладал ее сын.

– Мы с матерью жили в лесу, – начала вспоминать старушка. – Она была, как теперь говорят, ведьма и учила меня. Учила прятать свой дар и притворяться. К нашему несчастью, лес принадлежал ландстарху Мирху ла Корну, любителю охоты. Однажды он пригласил короля, отца нынешнего властителя, на большую охоту, и, блуждая по лесу, они нашли нас.

Женщина замолчала, прикрыв глаза, заново переживая прошлое, но молчание было недолгим.

– Мою мать убили. Затравили собаками, поймали, сначала помучили и, надругавшись над ней, повесили. А меня спас король: он вытащил меня, четырнадцатилетнюю девчушку, из-под кровати за волосы. Посмотрел и велел отправить в лагерь, не трогая. – Голос матери стал хрипловатым, и она откашлялась – было видно, что воспоминания давались ей нелегко. – Я стала его игрушкой и любовницей. Сначала я ненавидела его и желала найти способ убить короля. А церковники хотели сжечь меня, как еретичку, на что король пообещал сжечь всю церковь, и от меня отстали. Я чувствовала, что он меня любит, и в конце концов полюбила его сама. Я не знаю, как это получилось, – она вздохнула, – но я полюбила убийцу своей матери. Богдан носил меня на руках и больше времени проводил со мной, чем с королевой. Меня пытались отравить раз сто, не меньше. – Она улыбнулась. – Представляешь, они хотели отравить ведьму. Но я заставляла выпить яд того, кто мне его принес. Раз пять хотели отравить и короля, но я не позволила. После этого королеву сослали в монастырь, и он женился на молоденькой и глупенькой дочери провинциального конта. Богдан не только любил меня, он проникся ко мне безграничным доверием, и когда родился Безгон, я стала его кормилицей. Я сама в это время родила мальчика от короля.

Мать вновь замолчала. На этот раз молчание длилось дольше. Когда она продолжила говорить, в ее голосе прозвучала скрытая боль.

– Богдан пришел и наклонился над малышом, из ворота рубахи выпал амулет Мазандаров и засветился. Увидев это, король долго молчал, потом снял с себя амулет и передал его мне.

У Жакуя приподнялись брови: он понимал, что значит светящейся амулет. У рода Мазандаров, которые тысячи лет правили королевством Риванган, был свой родовой знак, который начинал светиться, когда чувствовал кровь первых королей, и только эти люди могли стать наследниками и королями.

Всего Жакуй знал о четверых реальных претендентах на престол. Это сын кангана[2] Жупре де Ро, наместника севера, Орангон де Ро. Ему восемь лет, и он первый в очереди. Всего канганов было четверо: канган юга, севера, запада и востока. Они от имени короля управляли частями территории королевства.

Сын ландстарха Немрода ла Брука Маншель ла Брук, ему двадцать пять лет, он второй.

Сын ландстарха Гиндстара ла Коше Ризбар ла Коше, ему тринадцать лет. Он третий в очереди. Ландстархи были правителями провинций и подчинялись канганам.

Сын королевского прокурора конта Грибуса Аданадиса Марас Аданадис. Сорок семь лет, он четвертый. Конты – благородные дворяне, получившие надел от короля и являющиеся его вассалами. Они обязаны были выставить свои дружины в случае войны. Они были также противовесом канганам и ландстархам, ограничивая их власть и не давая поднять восстание, задумай те такое. Жакуй хорошо разбирался в системе сдержек и противовесов во властных структурах королевства.