Когда мои родители сами были еще детьми, эта равнина была областью, где свирепствовала малярия. Лишь только одна народность — тхару — на протяжении столетий выработала устойчивость к этой болезни и заселила эту плодородную землю. Поэтому большинство тхару до сих пор живет в Данге и в других четырех областях Тераи. Из поколения в поколение они возделывают эту землю. Там, где раньше лишь буйно росла слоновья трава и были джунгли, сейчас выращивают рис и овощи.

После того как в пятидесятые годы множество гектаров леса по указанию правительства было вырублено, уровень заболеваемости малярией снизился и на нашу землю стали претендовать многочисленные переселенцы с холмов. Тогда много людей из народности тхару стали камайя — крепостными, в том числе мои дедушка с бабушкой и мои родители. Переселенцы вытеснили тхару с их полей и стали эксплуатировать в качестве наемных батраков. У многих людей просто отняли их землю, часто даже с применением оружия или с помощью шантажа: «Отдай мне свою дочку, иначе я не дам тебе земли», — так угрожали ленд-лорды-помещики. Таким образом, множеству семей ничего не оставалось, кроме как отдавать своих дочерей в рабство, и количество камалари резко возросло.

Столь печальное положение дел сохраняется до сих пор, хотя в 2000 году крепостное право в Непале было официально отменено. Однако множество людей и сейчас не имеют земли. Вместо камайя появились адхия — крестьяне, которые возделывают землю для помещиков, а в качестве платы за свой труд получают половину урожая.

В деревнях люди все еще отличаются простотой, и они тесно привязаны к земле. Вода, джунгли, земля — это основа их жизни, те три вещи, которые на протяжении многих веков являются самыми важными для тхару. И еще семья. В семье все делится поровну. Это имеет свои преимущества и недостатки. Конечно, каждый человек в отдельности благодаря этому всегда имеет поддержку, потому что тхару всегда держатся вместе и решают все свои проблемы сообща. Однако, с другой стороны, никто из них не может самостоятельно добиться успеха в жизни, потому что семьи зачастую очень большие и каждый знает: если кто-то что-то заработал, всем из этого кое-что достанется. Если, например, зарежут курицу, то ее делят иногда на семнадцать, иногда на двадцать, а в больших семьях — даже на сорок тарелок. Тогда каждому в отдельности достаются лишь крохи.

Жизнь в Тераи все еще носит очень патриархальный характер, можно даже сказать, несколько отсталый. Это дает повод другим кастам в Непале упрекать нас в лености и наивности, однако это несправедливо.

Но вот что, к сожалению, является правдой, так это то, что в Данге более половины населения — а большинство из них женщины — не умеют ни читать, ни писать. До сих пор каждый третий ребенок не посещает школу.

Из-за своей наивности и честности, а также из-за своей необразованности тхару всегда были легкой добычей. Добычей или жертвами эксплуатации со стороны помещиков, жертвами насилия и несправедливости, как это было недавно во время гражданской войны с маоистами, которая с 1996 по 2006 год повергла Непал в хаос. Тысячи людей тогда были похищены, убиты или вынуждены сражаться за маоистов. Селения были опустошены, женщины и девочки подвергались насилию, их принуждали работать. Женщины и дети, прежде всего девочки, всегда стояли в конце цепочки распределения жизненных благ.

ХОРОШАЯ ЦЕНА

Между тем туман рассеялся. Уже светило солнце, пригревало землю и согревало мою кожу. Вместе с солнцем на землю вернулись краски: ярко-желтым цветом светились рапсовые поля, видневшиеся за домами. Красными, оранжевыми, лиловыми и розовыми бликами выделялись сари женщин, которые возвращались из джунглей с большими узлами на головах. Они несли зеленый корм для домашних животных. Ярко-синим пятном на этом фоне был шарик, который я пару недель назад выиграла у одного из старших соседских мальчиков. Этот шарик был моим самым дорогим сокровищем.

Я играла с детьми во дворе перед хижиной моих родителей. Пару недель назад я отпраздновала свой шестой день рождения. Но выглядела я так, словно мне было только четыре: худая, в коротких штанах и старой тонкой длинной рубашонке.

В этот момент я увидела троих мужчин, которые шли по дороге к нашей хижине. Я еще никогда не видела людей в такой одежде. Они были в черных солнцезащитных очках и одеты в костюмы, а на одном из них — даже галстук. Материал, из которого сшиты костюмы, был таким блестящим, что мне показалось, будто я почти отражаюсь в нем. И в их солнцезащитных очках я тоже видела себя. Маленькая худенькая девочка в голубой рубашке и с серьезным лицом.

Мужчины спросили мою мать, ее ли я дочь, и, когда она кивнула, подошли ко мне.

— Намаете, бахини, — добрый день, маленькая девочка. Ты ходишь в школу? — спросил старший из них. Мне очень хотелось пощупать материал на его штанине, но я побоялась.

— Да, — соврала я, потому что знала, к чему был этот вопрос. Магхи — это не только праздник, но и традиционный день, когда происходит торговля камалари. Мои бабушка, мама, тетки, сестры — все они раньше были камалари. Камалари буквально означает «женщина, выполняющая тяжелую работу». Много тысяч девочек из народности тхару каждый год продают в качестве служанок в чужие семьи, помещикам или владельцам гостиниц. Так велит наша традиция.

Моя сестра Сарда рассказывала мне, как тяжело ей приходилось работать в городском отеле.

— Я до самой ночи готовила еду, наводила порядок и мыла посуду. Я спала на полу в кухне, а есть мне давали только объедки, которые оставались на тарелках посетителей, и меня часто били, — рассказывала она.

Я подозревала, что меня, если я признаюсь, что не хожу в школу, тоже, возможно, ожидает такая участь и эти чужие мужчины заберут меня с собой.

— А что такое с твоей тетей? Кажется, она больна? — спросил этот человек.

Бисрами, жена моего самого старшего брата Амара, уже несколько недель страдала от спазмов в желудке. Ее мучила рвота. Она лежала с закрытыми глазами на циновке рядом с домом.

— Если ты пойдешь с нами, твой брат сможет купить лекарства для нее, — объяснил мужчина.

Все смотрели на меня — мой брат, моя мама и эти чужие люди в костюмах. А я смотрела вниз, на свои сандалии. Они были сделаны из твердых оболочек бобов, которые собирают в джунглях. И вокруг них была обвязана веревочка, чтобы они держались на ногах. Мой взгляд соскользнул с моих ног на черные блестящие начищенные кожаные туфли мужчин. «Наверное, неудобно запихивать ноги в такую закрытую обувь», — подумала я.

— У меня даже нет настоящих сандалий, — сказала я, — а сегодня — Магхи, праздник, который мы должны отмечать.

Тогда младший из мужчин вытащил из кармана пачку денег и протянул мне бумажку в пятьдесят рупий[1]. Слишком много для резиновых тапочек — они тогда стоили около тридцати пяти рупий[2]. Я покачала головой: