невредим и здрав? А если Эхнатон не поверит, ведь его доверие к главному жрецу безгранично? Что тогда?

— Я понимаю, что тебе не выгодна смерть царя, — Жрец опять остановился и носком сандалия принялся ковырять гравийную дорожку, с каждым разом прокапывая всё более глубокую ямку. — А что ты подумаешь, если я скажу, что именно ты сможешь… занять место Эхнатона?

Пинхази проговорил эти слова обыденным тоном, но Эйе от них бросило в жар. Он даже не мечтал о таком повороте судьбы. Теперь его пристальный взгляд был устремлён на Пинхази, не бросившего манипуляции с камешками. Наступила тишина, которую никто из мужчин не хотел нарушать, ожидая это от другого. Обоим хотелось узнать чувства собеседника, заглянуть в его мысли.

Жрец обломил коротенькую веточку с растущей рядом персеи и, указывая на неё, произнёс:

— Это — Эхнатон. — Затем он бросил её в выкопанную ямку. Царский конюший смотрел под ноги на палочку, получившую имя Фараона, и ничего не говорил. Пинхази, не отводя глаз от лица Эйе, ногой засыпал ямку и стал ждать реакции. Последний думал недолго: он наступил на маленький неровный холмик, сравняв его с поверхностью дорожки. Теперь никто не смог бы найти похороненную веточку. Главный жрец довольно улыбнулся: он заполучил второго союзника. Первый человек, согласившийся предать царя, давно уже наблюдал за ними.

Этим человеком была женщина: вдовствующая царица Тий — любимая жена Аменхотепа III, мать Аменхотепа IV — Эхнатона. Она стояла возле окна второго этажа белого дворца Пинхази. Зная о встрече жреца с Эйе, она пришла, чтобы подслушать их разговор. Но мужчины ушли в сад. Это не слишком встревожило царицу: она была убеждена, что Пинхази дословно передаст ей весь разговор с Эйе.

Влияние старшей жены Великого Аменхотепа III на придворных уменьшилось не на много после смерти её царственного супруга. Почитаемые Тий боги щедро одарили её: у неё был сильный характер, умная голова и крепкое здоровье. Её красота не поддавалась прожитым годам и казалась вечной. Она обладала раскосыми чёрными глазами, пухлыми, как у нубийки12, губами, маленьким носом. Крупные скулы могли испортить гармонию лица другой египтянки, но у Тий они казались особенностью её царственного вида. Выщипанные стрелками брови подчёркивали идеальную форму её высокого лба, который слегка прикрывала короткая чёлка модного парика в форме трапеции. Его изготовил искусный придворный мастер из натуральных волос рабынь и тончайших, разноцветных шёлковых нитей, он был соткан из множества косичек и украшен жемчугом и самоцветами. Высокую статную фигуру Тий охватывало платье из голубоватого виссона13 с плиссированной юбкой. Массивные золотые ожерелья, кольца и серьги указывали на её принадлежность к правящей семье.

Вдовствующая Царица стояла у окна, из которого хорошо видела Главного жреца и визиря. Их белоснежные рубахи ярко выделялись на фоне садовой зелени, пышных цветов и серых дорожек. Тий перевела нетерпеливый вздох и, развернувшись, пошла в центр комнаты. Здесь посреди пола с яркой сине-красной мозаикой стоял трёхногий столик с перламутровой крышкой. Он был уставлен серебряной посудой с фруктами и свежим пивом. Тий протянула изнеженную руку над столом и замерла, раздумывая. Ничего не выбрав, она обвела знакомую комнату взглядом и недовольно поморщилась. Её раздражали сцены счастливой семейной жизни Эхнатона с женой и тремя дочерьми, над которыми неизменно сиял солнечный диск, протягивая стилизованные под руки лучи к Фараону и его домашним. Этими сценами были расписаны все помещения в новой столице обеих Царств, на них наталкивался взор на улицах и в садах.

Из противоположного саду окна открывался прекрасный вид на город. В отличие от Главного жреца, Вдовствующая Царица любила Ахетатон, ей нравилось, с какой быстротой он вырос среди песков. На время забыв о странных религиозных наклонностях сына, Тий старалась всячески помогать ему при возведении новой столицы. Она даже решила, что увлечение Аменхотепа IV единобожием скоро пройдёт и он вернётся под покровительство проверенных богов. Но по окончании основных строительных работ Фараон официально объявил, что новый город будет посвящён только одному богу — солнечному диску Атону и в его честь получит название Ахетатон — небосклон Атона. Более того, царица с негодованием узнала, что её сын отказался от своего родового имени и стал зваться Эхнатоном — сыном Атона, его воплощением на земле. Во всех городах Верхнего и Нижнего Египта закрылись храмы других богов. Людям запретили славить Амона-Ра, оберегавшего благословенную землю на протяжении почти двух тысячелетий.

Тий, боготворившая властителей, сначала — мужа, затем — сына, смирилась, но только на время. Она принимала участие во всех торжествах, церемониях и праздниках, приносила жертвы Атону, но недовольство происходящим с каждым днём нарастало в ней, как барханы в Великих песках14. Никогда не испытывавшая к детям нежных материнских чувств, Тий возмущалась поведением невестки, постоянно и прилюдно демонстрирующей свою любовь к дочерям. К тому же Нефертити заметно потеснила её в сердцах окружающих. Большая часть почестей теперь доставалась ненавистной жене сына. Но самым обидным было то, что нынешняя царица не придавала им никакого значения. Всё чаще и чаще Вдовствующая Царица думала о себе, как о самой достойной правительнице.

Таким образом, ревность к невестке, недовольство внутренней и внешней политикой фараона и неудовлетворённость собственным положением подвигли Тий к мысли об устранении Эхнатона.

Эйе и Пинхази поднимались на второй этаж уютного благоустроенного дома жреца.

— По силам ли нам двоим осуществить задуманное?

— Нас не двое, есть ещё один союзник, — хитро прищурился Пинхази. — Я даже мечтать не мог о такой удаче, когда замышлял своё дело. С ним, точнее с ней, мы сила, а не простые интриганы!

— С ней? — Эйе в изумлении широко раскрыл глаза, догадка мелькнула в них. — Это — Царица? — Его голос перешёл на шёпот. Само предположение показалось ему кощунственным.

Главный жрец Великого храма Атона, Единственный друг фараона, а теперь — зачинщик заговора против своего покровителя, осторожно открыл дверь в конце ярко освещённого коридорчика и за руку ввёл в комнату Эйе. Когда последний увидел, кто стоит возле окна, вздох облегчения и надежды вырвался из его груди. Да, они смогут победить. Эта уверенность основывалась на том почитании Вдовствующей Царицы, которое все жителя Двух Царств впитали с молоком матери. Её влияние при дворе хоть и уменьшилось, но всё же оставалось достаточно сильным.

Сначала, ещё не войдя в комнату, Эйе решил, что за дверью их ждёт Нефертити. Эту женщину он не хотел бы иметь союзницей в чёрном деле. Объяснялось такое нежелание очень просто: Нынешняя Царица приходилась Царскому визирю родной дочерью. Он имел