Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прекрати, — поморщился Родик. — Расскажешь это своей подруге.
«…всю эту безрассудную ересь…»
— Понимаешь, я — точно Вселенная, — развивал сложную мысль Менингит. — Я вместил в себя колонию организмов. Представь: я — их мир, а они будто мои дети. Органы — планеты, в разных климатах которых живут разные твари. И они летают с одной планеты на другую. Они пользуются мною, как средой, размножаются, растут, выживают за счет меня.
— Строят цивилизации, — поддразнил самоубийца. — В итоге они убьют свою среду сами и с глупым выражением лица умрут вместе с ней.
«…даже природа мстит людям, когда они перестают блюсти субординацию…»
— Прямо как люди, — поднял палец Менингит.
— А подруга? — прищурился Родик. — Ты приобщил ее к своей философии?
«…шизофрения заразна ли?…»
— Нет, конечно. Боюсь, это напугает ее. Когда мы вместе, я использую материалы прошлого, делиться своими изменениями я опасаюсь. Я и так растерял друзей. Не видел никого уже месяц. Наверное, избегают меня.
— Твои дети могут достаться и ей, — заметил Родик.
«…не началась ли еще миграция колоний от планеты к планете?..»
— Не могут, я не допущу этого! — Лицо Менингита передернулось.
— Любовь?
«…слово-штамп, которым можно утверждать личные дела многих шизофреников, меня включая…»
— Или что-то очень на нее похожее.
— Тогда вообрази: скоро твоя физиономия покроется страшными язвами. Да, еще ногти.
«…ты и так не красавчик, парень…»
— Не успеет. — Улыбка Менингита походила на оскал. — Чувствую, немного осталось. Часто падаю в обмороки, а иногда меня пронзает слабость, в голове что-то вспыхивает, и я вижу яркий свет. Он вытесняет мысли, и, хотя он не несет боли, я боюсь его и кричу. Будто какая-то сила призывает меня отсюда. Я слабею с каждым днем.
— Может, изменения связаны не с болезнью?
— Ас чем?
«…сбрендил ты просто…»
— Женщина, — пожал плечами Родик. — Когда женщина появляется в твоей жизни. твоя женщина, это всегда очень ярко. Это всегда озаряет, встряхивает всю твою систему ценностей. И, несомненно, ты слабеешь. Может, ты перепутал две вещи. две болезни.
«…в твоем случае это одно и то же, но пусть тебе будет легче от того, что ты сам будешь называть свой недуг более звучным именем…»
— Думаешь, я не болен?
— Думаю, нет, — покачал головой самоубийца. — По крайней мере до тех пор, пока отличаешь новое от старого. Только держи новое при себе, в голове. Пойми, люди консервативны по своей сути, они боятся всего, что не с бородой. А тех, кто пытается нарушить их моральную устойчивость, они даже сжигают на кострах.
«…и танцуют вокруг пламени, звонко смеясь и держась за руки.»
— Я уже сам понял это. Но иногда новое агрессивно, так и лезет наружу. — Менингит задумался. — Мне страшно умереть позже нее.
— Ей будет еще страшнее, если ты умрешь раньше нее. — Родик начал утомляться тяжелым текстом. — Мой совет: покажись доктору. По крайней мере ты поможешь ей тем самым. Она умрет, чувствуя себя любимой. Для людей это так важно, для женщин в особенности.
«…шизофрении иногда лучше проторять новый путь, в том случае, если она заплутала в трех соснах. это мешает ее концентрации…»
— Знаешь, твой взгляд тоже очень тяжел. — Определенно этот безумный иногда зрил в корень. — И у тебя что-то не так?
— У меня все замечательно, — уверенно отозвался самоубийца. — Сейчас мне легко так, как не было легко год или два. Все наконец встало на свои места. — Он обратил внимание на то, что телефонная будка опустела.
«…я проторил новый путь, от этого — мне легче…»
— Может, я стал мнителен… — Менингит цепко всматривался внутрь головы самоубийцы. — Но в твоих устах это звучит зловеще.
«…я только что понял, что мой лабиринт не так уж сложен…»
Сотовый телефон самоубийцы затрясся.
Он решил использовать звонок как возможность распрощаться с трудным разумом. Жестикулируя что-то, не означающее ничего, он вслушался в аппарат и плавно оказался в толпе. Он не боялся обидеть Менингита, так как не планировал когда-либо опять увидеть его.
А номер не определился.
— Алло, — метнул он в неизвестность.
— Привет, — сквозь короткую паузу произнес изломанный кокетством женский голос.
Ему почудилось в голосе немного вины, хотя хозяйка приятной дрожи связок не отличалась столь сложной моральной организацией. Скорее это было мизерное смущение от того, что ей приходится звонить самой, особенно после их двухмесячного молчания.
— Тевирп, — отозвался самоубийца, на ходу обременяясь сигаретой.
— Родик… — назвала она его по имени. Ему почему-то показалось, что она сейчас начнет отговаривать его от задуманного. Но такого быть не могло — она не стала бы, не ее стиль.
— Кидор, — опять высказался на непонятном наречии самоубийца.
«…как далеки наши планеты сейчас, хотя моя по-прежнему самовольно норовит стать спутником твоей…»
— Прекрати, пожалуйста, — попросили из трубки, скрещивая в интонации приказ и просьбу. — Ты же знаешь, я терпеть этого не могу!
— Авде ил ым ясмидохан с йобот в хикат хяи-волсу, ыботч таминирп ов еинаминв еотв «терпеть» и «не могу», — фыркнул Родик.
«…ненавижу свет твоей звезды…»
— Как хочешь. — И голоса не стало.
— Аруд, — прокомментировал самоубийца, пряча трубку.
Он отмел звонок в самый глубокий и пыльный угол подсознания.
Встреча и диалог с Менингитом произвели на него преобразующее воздействие. Он чувствовал себя странно, тяжелый мозг сумасшедшего словно проник в его мыслительное логово.
Самоубийца усиленно мешался в толпе. Но создавалось ощущение, что она не принимает его, отрыгивает. Все спешили по своим делам, тогда как наш герой не был озадачен никакой целью. Он всматривался в пролетающие мимо лица: лица женщин, лица мужчин. Кто-то отвечал взглядом, кто-то раздраженно смотрел сквозь. Иногда начинало казаться, что тот или иной человек знаком, но вскоре он понимал, что это не так.
«…иногда чьи-то мысли, как дробь, что, прострелив твою голову, отвратительно саднит в пронизанном нервными окончаниями мясе беспокойного мозга…»
Влекомый толпой, он спустился в метро, сел в электричку, потрясся в ней, но высокие мраморные своды действовали еще более угнетающе.
В голове демонически ломался голос Менингита. Стало жарко, и самоубийца почувствовал, как спина покрылась тонкой клейкой пленкой пота.