– Ну, наконец-то! Где вас черти носят? У меня говно уже через край льется! Соседи скоро счет предъявят… – И отступила назад.

Догадавшись, что его приняли за сантехника, Константин переступил порог и очутился в просторной прихожей. Похоже, что лет двадцать назад семья, проживающая в этой квартире, не знала нужды. Стены были оклеены моющимися обоями «а-ля кирпичик», модными в середине восьмидесятых, пол устелен паркетом. На стенах висели чеканки с изображением картинок из жизни грузинской деревни. Теперь же от прежней роскоши почти ничего не осталось – обои выцвели, паркет стерся до дыр, а панно стали тусклыми и почернели. В большой комнате, дверь в которую была распахнута настежь, оказалось не лучше – облупленная полированная мебель из ДСП; диван, протертый до дыр; такой же старый ковер… Стало нестерпимо горько, что такие красивые бабы, как эта блондинка, в целях экономии вынуждены носить рваные колготки, а свои лучшие годы проводить среди подобного убожества.

– Ну же, что вы там топчетесь? – послышался из глубины квартиры недовольный голос хозяйки. – Туалет у нас в конце коридора!

– Вообще-то я не сантехник, – признался Константин.

Блондинка вернулась в прихожую и смерила его настороженным взглядом:

– А кто?

– Знакомый семьи Дегтяренко. Они ведь в четырнадцатой проживают?

– Раньше проживали в четырнадцатой… Но теперь их там нет.

«Ага, значит, в справочном бюро ничего не перепутали!» – подумал Константин и уточнил:

– Они переехали?

Поколебавшись, блондинка кивнула.

– Знаете, куда?

– Нет. Адреса не оставили.

– Тогда ладно. Извините за беспокойство… – Константин собирался было уйти, но вдруг вспомнил о засоренном унитазе. Похоже, местные сантехники не очень-то и торопятся исправлять поломку. Оно и понятно – с женщины, которая не может заработать себе на колготки, навар небольшой. И им это известно гораздо лучше, чем кому-либо другому. Ну даст она им на бутылку, и что? Ради этого с говном полдня возиться?..

Тяжело вздохнув, Константин принялся расстегивать куртку:

– Я, конечно, не сантехник, но кое-что смыслю в этом деле… Идите, показывайте, что там у вас стряслось…

…Через полчаса ему удалось устранить поломку. Как оказалось, там не было ничего сверхъестественного – всего-навсего засорился унитаз. Вытащив из него кучу всякого дерьма, в прямом и переносном смысле слова, Константин заодно починил и текущие в ванной краны и прибил крючок для полотенец. От радости хозяйка потеряла дар речи. Когда Константин, вымыв руки, собрался уходить, схватила его за рукав куртки и попыталась сунуть ему в ладонь смятые купюры.

– Вы что? – возмутился Константин. – Да я вам от чистого сердца помог…

– Господи, первый раз встречаю такого человека… Тогда хоть чаю попейте… С пирожками…

Распивать чаи Константину было некогда, но, мгновение поразмыслив, он решил все же остаться – вдруг удастся узнать что-нибудь о Полине и ее дочери? Быть такого не может, чтобы ближайшая соседка не знала их нового адреса!

– Как вас зовут? – спросил он, глядя в небесно-голубые глаза женщины.

– Нина… – улыбнулась та. – А вас?

– Константин… Ну что, Нина, идемте пить чай!

Вытянутая, словно пенал, кухня поражала чистотой и убогостью. Старые подвесные шкафчики, казалось, вытащили из помойки и тщательно отдраили порошком – такой допотопной конструкции они были. А газовую плиту столь странной формы Константин видел разве что на фотографиях в книге о вкусной и здоровой пище, выпущенной в начале пятидесятых. Слава богу, что хоть тонконогая табуретка, на которую он опустился не без опаски, оказалась нерасшатанной. Иначе чаепитие пришлось бы отложить до неопределенного времени. Нина принялась суетливо расставлять на столе чашки, заваривать чай, подсовывать Константину на тарелку румяные, явно самодельные пирожки. Чтобы завязать разговор, он спросил:

– С чем пирожки-то, хозяюшка?

– С капустой… Да вы ешьте, не стесняйтесь! Сама пекла.

– А я и не стесняюсь!

Пирожки в самом деле оказались отменными. В последний раз точно такие же – с капустой – Константин ел еще тогда, когда была жива его мать. А с тех пор, похоже, и не пробовал. Все больше налегал на магазинную сдобу, искренне считая, что она ничем не хуже самопеченой. И только сейчас, попробовав Нининых пирожков, понял, что ошибался. Между магазинными булочками и этим шедевром кулинарного искусства была огромная разница. Может быть, потому, что пирожки все еще хранили тепло рук хозяйки, ее энергетику…

– Нина, вы прекрасно готовите! – от души похвалил Константин, уминая четвертый по счету пирожок.

От его похвалы женщина зарделась.

– Да бросьте! Пеку потому, что так дешевле выходит, чем покупать готовое… Зарплата-то у меня мизерная, а дочка очень любит всякие там булочки и пирожные. Вот и приходится выкручиваться…

– Сколько лет вашей дочке?

– Шесть. В этом году в школу пошла.

– Надо же, какая большая! Ровесница Юленьки Дегтяренко, если не ошибаюсь?

Нина опустила глаза и едва слышно ответила:

– В одну группу в детском саду ходили…

– Вы и вправду не знаете, куда они уехали?

– Нет… Может, к мужу? Он вроде бы где-то в России работал.

– К мужу они уехать не могли. Он погиб…

Бросив на Константина испуганный взгляд, Нина прикрыла ладошкой рот.

– Господи, это правда?

– К сожалению.

– В аварию попал?

– Не совсем. Но что-то вроде того… Я был с ним рядом до самого конца. Павел очень просил, чтобы я разыскал в Минске его семью. Боялся, что они нуждаются…

– Да, горя они хлебнули порядком… – Нина горестно вздохнула. – Пашка ведь не от хорошей жизни на заработки в Россию подался. Жили они тяжело – помогать-то некому, считай оба сироты, а на зарплату у нас не проживешь. Вот он и решил подкалымить. Вначале присылал деньги, а потом как отрезало – ни слуху ни духу. Полина, бедненькая, вся извелась. Думала, что он другую бабу нашел. Потом плюнула на него и стала как-то сама выкручиваться. Она ведь журфак закончила, так что язык у нее подвешен будь здоров. Пробовалась на телевидение, на радио. Никуда, правда, не прошла. Потом в какую-то газетку пристроилась. Вначале, конечно, трудно было – командировки, то да се. Потом вроде бы втянулась… Да и деньги у нее стали появляться: то кофточку себе прикупит, то курточку Юльке…

– А квартиру, в которой они жили, кто купил?

– Не знаю… Да и не думаю я, что Полина ее продала. Ведь главный квартиросъемщик Пашка был – ему эта квартира от родителей по наследству досталась. Как же без его согласия она могла бы ее продать?.. Нет, скорее всего она эту хату кому-то сдала…