знала, что, даже по мнению латиноамериканцев (допускающих больше темперамента в человеке, чем люди наших широт) женщина, у которой было больше пяти мужчин, считается распутной, поэтому ни с кем не обсуждала свои любовные победы.

А у Вари их было больше пяти. Сначала она вела им счет – просто для собственного развлечения. Но после восьми или девяти сбилась и бросила. Зачем? Все равно эта статистика не могла считаться ее преимуществом в общении с другими, а для самой Вари число не имело значения. Важно было лишь то, что любовь с каждым мужчиной была для нее как будто отдельной маленькой жизнью. В то время как ее подруги проживали одну – большую, наполненную смыслом и заботами – жизнь с единственным мужем, Варвара имела возможность начинать отношения, входить в них (плавно или с разбегу), существовать в них, а затем завершать их – много раз. И это было много полноценных – запутанных или простых, долгих или кратких, легких или глубоких, – но разноцветных и совершенно не похожих одна на другую жизней. У нее даже сложилась своя очень удобная система летоисчисления: по мужчинам. Когда речь заходила о каком-нибудь событии неопределенной давности – будь то поездка в ту или иную страну, последний ремонт в квартире или государственный переворот – Варваре, чтобы вспомнить точный год, или восстановить в памяти погоду, или даже определить свой собственный возраст на тот момент, достаточно было просто соотнести это событие с тем мужчиной, который тогда был с ней рядом. И сразу та маленькая жизнь выныривала, как капсула времени, из глубин памяти со всеми подробностями и эмоциональными нюансами: в голове выстраивалась четкая картина, как будто видео, на котором рассыпается пазл, прокручивают назад, и все фрагменты снова занимают свое место.

Иногда, правда, Варвара с любопытством задумывалась, почему ни один из ее столь разнообразных кавалеров не делал ей предложения. В конце концов, она ведь никому с порога не заявляла, что не хочет замуж. Но ответ напрашивался сам собой: она просто до этого не доводила. Как только в отношениях начинала сгущаться вязкая семейственность, Варя, как опытный летчик, инстинктивно включала реверсивное торможение. Благодаря обратной тяге встречи с таким мужчиной становились все реже и, наконец, полностью прекращались. Варя даже выработала универсальную фразу, которая, как ей казалось, позволяла максимально безболезненно для обоих выйти из отношений. Она всегда говорила примерно так: «Давай пока не будем больше встречаться». Этим «пока» она как бы оставляла дверь за собой чуть приоткрытой, что позволяло избежать излишнего драматизма.

Кроме того, Варвара стала сначала бессознательно, а затем и осознанно выбирать «безопасных» мужчин, вероятность брака с которыми стремилась к нулю. Либо они были так называемыми бабниками и принадлежали к такому же типу, как она сама, то есть не стремились под венец, либо просто были женаты. Поначалу все эти отношения, особенно со свободными кавалерами, довольно сильно напоминали «настоящие» – которые бывают у нормальных женщин и обычно приводят к совместной жизни. Были и долгие ухаживания, и даже пару раз совместные поездки в отпуск. Однако годам к тридцати пяти Варвара стала понимать, что ее утомляет даже это. Любое действие или событие, которое ей казалось избыточным, она старалась пресечь, чтобы не давать повода мужчине рассчитывать на нечто большее, чем регулярные и пьянящие своей краткостью встречи. Она не любила ни у кого оставаться на ночь и уж тем более никогда не оставляла ночевать у себя. По ее разумению, обеим сторонам должно было быть в этих отношениях легко и комфортно, и как правило, так и было.

Однажды, правда, этот отлаженный механизм дал сбой: один «друг сердечный», как она иронично называла своих кавалеров в общении с не очень близкими людьми (надо же было как-то обозначить присутствие в жизни мужчины, а слово «любовник» ей всегда претило), так убедил себя в любви к ней, что ушел от жены и вообще начал действовать грубо, без спроса вторгаясь на ее территорию, приезжая без предупреждения и громко заявляя о каких-то правах. В то время Варвара еще раз убедилась в справедливости пословицы о запретом плоде. Чем активнее она давала человеку понять, что ей это неприятно, тем активнее он начинал противодействовать.

С ним пришлось покончить хирургическим путем, без наркоза и седации. Она честно пыталась поступить гуманнее, потому что всегда жалела мужчин за их беззащитность перед женщиной. Но своими бестактными попытками полностью завладеть ее жизнью он не оставил ей выбора, поэтому в один прекрасный день она просто словами, четко и без обиняков объяснила ему то, что он никак не хотел понимать на невербальном уровне: что никаких планов на совместную жизнь с ним у нее не было с самого начала и, более того, что больше она с ним встречаться не будет.

Видимо, в тот момент он тоже с разбегу налетел грудиной на торчащую из стены трубу, потому что после ее признания его глаза мгновенно покраснели, а по щекам, тяжело перевалившись через ощетинившиеся ресницами края нижних век, поползли две слезы. Эти две первые довольно быстро затерялись в густой бороде, которая так нравилась Варваре, но по проторенной ими влажной дорожке уже спешили следующие. Они уже не выглядели такими отчетливо каплевидными, но было видно, что след на щеках то почти пересыхает, то вдруг наливается новой волной. Варя почувствовала такую невыносимую жалость к этому крупному и внешне брутальному человеку, который вот так легко льет из-за нее слезы, что решила как можно скорее уйти, чтобы хотя бы не видеть чужой боли. Это она всегда особенно тяжело переносила. Человек явно жаждал сочувствия, но отменить свой приговор она была не в силах. Больше этот мужчина в ее жизни не появился.

Несмотря на легкомысленную, как некоторым казалось со стороны, жизнь, Варвара была склонна к самокопанию. Она любила заглянуть себе в душу и с любопытством, страхом и мазохистским наслаждением анализировать происходящие в ней процессы. И однажды такой самоанализ показал ей, что раньше, в молодости, она проживала все эмоции гораздо острее. Это касалось не только счастья (хотя в первую очередь именно его). Она, конечно, многажды слышала подобное от стариков и читала об этом в книгах, но очень удивилась, обнаружив точно такое же явление в себе самой. Впрочем, наверно, все те старики, впервые столкнувшись с этим в себе, бывали удивлены не меньше.

Раньше она почти на ощупь брела через лес собственных ощущений, отношений с людьми, чужих судеб, и каждое новое событие то заставляло задохнуться от погружения в бурлящие потоки любви,