— Эй, ты чего? — я почувствовала прикосновение к своему плечу, когда начала задыхаться, и звонкий сухой кашель нарушил тишину, он временами появлялся при чрезмерной физической нагрузке и в стрессовых ситуациях. — Держи, — не сразу поняла, что происходит, пока не заметила краем глаза протянутую мне бутылку воды, — держи говорю.

Замотала головой, понимая, что это не поможет, только хуже сделает.

— Что с тобой? — спросил мой новый знакомый, когда мне наконец удалось откашляться и немного успокоиться.

Мне показалось, что в его голосе проскользнуло некое подобие переживания. Дура ты, Мира, с чего бы ему за тебя переживать? Радуйся, что он ничего с тобой не сделал, и ты пока в относительной безопасности, а как долго ты будешь в безопасности, пока еще неизвестно. Я хорошо помнила слова, брошенные Лешей отцу: о стимуле, о том, что отдаст меня своим парням на растерзание.

Хорошо помнила, как меня посадили на стол, раздвинув ноги. Он ведь мог продолжить и не было никаких гарантий, что не продолжит. И теперь, когда меня везли в неизвестном направлении, я все отчетливее понимала, как сильно встрял в болоте отчаяния отец, и каким людям задолжал, если они вот так средь бела дня могут ворваться в твое жилище, схватить человека и увезти его неизвестно куда. И никто за тебя не заступится, никто не встанет на пути этих извергов, потому что у них есть деньги, а значит есть и власть.

— Я задал вопрос, — его голос теперь источал волны недовольства, повернувшись к мужчине, я наткнулась на напряженные черты, на сжатые в тонкую линию губы, на сведенные брови.

— Все нормально, просто кашель.

— И часто с тобой это?

— Нет, — не желая продолжать разговор, я отвернулась к окну, чтобы не смотреть в эти голубые глаза, взгляд которых пронзал насквозь.

Мы ехали достаточно долго прежде, чем машина затормозила у шлагбаума. Спустя несколько секунд тот поднялся, пропуская нас внутрь, и автомобиль снова тронулся. Мы въехали на территорию огромного комплекса, несколько поворотов, и автомобиль снова остановился, на этот раз у одного из многоэтажных домов. Леша вышел из машины и, придержав для меня дверь, дождался, пока я выйду следом за ним.

— Пошли, — бросил сухо, захлопнув за мной дверь, и направился в сторону подъезда. Он даже не оборачивался, точно зная, что я последую за ним.

А куда бы я делась, когда позади все еще стоит автомобиль с тем самым Мишаней, от которого до сих пор мороз по коже, а вокруг нет ни одной живой души. Да и если бы был кто, ничего бы это не изменило. Не бежать же с криком о помощи к первому встречному. Глупо. А потому я, опустив голову, последовала за мужчиной.

Зайдя в подъезд, мужчина проследовал к одному из трех лифтов и нажал на кнопку вызова. Двери, словно ожидая его, тут же разъехались, приглашая нас внутрь. Я не смотрела на мужчину, просто вошла следом за нам, продолжая таращиться в пол и обнимая себя руками, словно это меня защитит. Лифт тронулся и, подняв голову, я бросила мимолетный взгляд на панель. Шестнадцатый этаж. Высоко. Вздрогнула, когда мы остановились, и послышался характерный звук.

Выйдя из лифта, огляделась вокруг. На огромной, по моим меркам, площадке было три квартиры. Мы проследовали к самой дальней от лифтов двери.

— Входи, — мужчина открыл дверь, пропуская меня вперед.

Уже на пороге квартиры почувствовала запах парфюма Леши. Пространство вокруг пахло им. Огляделась. Даже стоя в прихожей, понимала, что квартира довольно просторная.

— Чего встала? Проходи внутрь, — недовольный тон за спиной заставил меня опомниться, и быстро сняв обувь, проследовала вглубь квартиры. Я не ошиблась, квартира действительно была очень просторной, сделав несколько шагов, оказалась в большой светлой гостиной. Но несмотря на свои размеры, она казалась совершенно пустой. Холодной. Ничего, кроме большого кожаного дивана, журнального столика и поражающей своими размерами плазмы, растянувшейся на полстены, не было.

Мужчина тем временем проследовал в кухню, которая располагалась сразу по соседству. Не теряя времени, открыл дверцу и вынул из одного из шкафчиков бутылку с коньяком. Эта бутылка была мне хорошо знакома. Стоила бешенных денег. Я все еще помнила, как именно этим пойлом отец заливал горе после смерти матери. А потом все полетело к чертям, отец влез в долги и нам прошлось променять большой дом на маленькую квартирку на отшибе города, дорогой коньяк заменила самая дешёвая водка из ларька неподалеку.

— Ты можешь свободно передвигаться по комплексу, за его пределы — нет, — жестко выдал мужчина, попивая коньяк из бокала. Он смотрел на меня каким-то непроницаемым взглядом, в котором совсем не было эмоций.

— Я смогу иногда видеться с отцом? — спросила, заранее зная ответ.

Отставив коньяк в сторону, мужчина хищной походкой начал приближаться ко мне, вынуждая меня оступиться и попятиться назад. Он больше не казался мне таким уж добродушным, как могло показаться на первый взгляд. Нет. Этот человек хищник, а я его добыча.

— Пока ты принадлежишь мне, я буду решать, с кем тебе видеться. Сейчас…это не целесообразно, — он ухмыльнулся, когда я внезапно натолкнулась на преграду в виде стены. Подошел ближе, заставляя меня все сильнее вжиматься в стену.

— Я могу быть уверена, что с моим отцом ничего не случится? — прошептала, не в силах говорить громче, я с ужасом смотрела на потемневший взгляд и подрагивающий кадык. Казалось, еще чуть-чуть, и мужчина просто набросится на меня, нарушив обещание, данное отцу. Да и можно ли это назвать обещанием?

— Будешь делать то, что я говорю, он будет в порядке, — прохрипел, коснувшись губами моего уха и огладив оголенную часть бедра. Страх окутал меня с головой, сковывая движения. Я зажмурилась, опасаясь того, что последует дальше. Но внезапно все закончилось. Раз и все. Мужчина отпустил меня и сделал шаг назад. И только тогда я почувствовала, что по моим щекам бегут тонкие струйки слез.

— Жить будешь здесь, попробуешь сбежать или натворить глупости, твой отец окажется на больничной койке.

— Мне нужно посещать университет, — выдала зачем-то, как будто это могло его интересовать. — Я…

— Тебя будут отвозить и привозить, — ответил неожиданно, что я даже не нашлась, что ему ответить. — На этом все, Мира. И не вздумай перечить мне, девочка. С этого дня я говорю, а ты делаешь.

МИРОСЛАВА

— Все, Мира, мое терпение лопнуло, ты и шага больше из дома не сделаешь, — сжимая руль, отец до побелевших костяшек на пальцах в очередной раз угрожал запереть меня дома.

— Может еще на цепь посадишь? — огрызнулась, потому что достал уже со своим тотальным контролем над моей жизнью. Ненавижу. Мира то, Мира се. Ты должна учиться, должна то, должна это. Задолбали.

— Ты мне поговори еще, надо будет — посажу, вырастили на свою голову дрянь неблагодарную, не пороли тебя в детстве, а надо было. Ничего, еще не поздно, выпорю так, что сидеть не сможешь, всю дурь из головы выбью.