Итак. Пришёл он домой раньше времени. Ранее такого за ним не наблюдалось. Катя вначале удивилась, но потом продолжила уборку как ни в чём не бывало. Она пылесосила, протирала пыль, наклоняясь довольно смело и откровенно, демонстративно не замечая хозяина. Алла Степановна уехала по магазинам и обещала вернуться только к вечеру. Хозяин как-то странно всё ходил из угла в угол, мешая пылесосить, и что-то мямлил себе под нос. Затем, очень неловко и коряво, но достаточно быстро, приблизился к домработнице, схватил её за упругий зад, быстро задрал платье и, прижавшись плотно к тугим ягодицам своим тщедушным уже оголённым тельцем, задёргался в каком-то исступлённом экстазе. Катя, вначале возмущённо вырывалась, но потом ею обуял гомерический хохот. Она от смеха даже перестала сопротивляться. Как? Профессор! Доктор каких-то там непонятных для неё наук – опустился до уровня Ваньки-слесаря, пристававшего к ней каждый раз, когда приходил починить или поменять какую-нибудь прокладку или кран?

А меж тем «свихнувшийся» профессор задёргался, словно в конвульсиях, обнял домработницу двумя руками за грудь, затрясся всем телом и… обмяк. Очки свисали на одной дужке с раскрасневшегося уха, слюна тонкой ниточкой протянулась от губ почти до груди, а глаза испуганно и нервно бегали, не находя предмета, на котором можно было бы задержать взгляд. Катя села на пол и продолжала хохотать. Её хохот дошёл до слёз, и стало абсолютно непонятно – смеётся она или плачет. Профессор схватился руками за голову, отскочил к злополучному дивану, плюхнулся на него, нервно застёгивая штаны, и запричитал: «Простите! Простите, ради всего святого! На меня нашло! Вы… такая молодая, сильная… да нет, что я… мы с Аллочкой столько лет… и я, в общем-то, люблю её… Кошмар! Простите… умоляю! Не губите!» Он упал перед Катей на колени и плакал как дитя, глотая слёзы и размазывая их по щекам. Катя поднялась, еле уняв смех, и как ни в чём не бывало, спокойным, деловым тоном сказала:

– Даниил Львович, я – девица… всё ещё, – при этом она едва сдерживала смех, но продолжала играть. – А вы воспользовались своим превосходством. Я зарабатываю на хлеб честным трудом … – она всхлипнула и утёрла выступившие от смеха слёзы. – А вы!.. – и домработница посмотрела на профессора так, что тот готов был умереть, лишь бы загладить свою вину. Он никогда не изменял своей жене. Да и вообще – Аллочка была у него первой и единственной женщиной. Долгие годы он лелеял мечту, как любой, даже самый преданный муж, попробовать с другой женщиной, но природная робость и внешняя непривлекательность не позволили осуществиться тайным мечтаниям. Он много учился, работал, защищался. Кандидатская, докторская, работа на кафедре, статьи в научные журналы многих стран, потом бизнес-проекты, и времени для женщин не оставалось. Разве только в мечтах. Но, когда в доме появилась Катя, профессор решил реализовать свою мечту во что бы то ни стало. Он строил планы, представлял, как всё это однажды произойдёт, готовил пламенную речь, но не решался. И вот теперь – решился! Однако ожидаемой эйфории счастья не наступило. Всё произошло и без ответного участия желанной домработницы. И теперь он сидел с мокрыми штанами на новом кожаном диване и хотел провалиться сквозь землю, а Катя добивала его своим менторским тоном и целомудренной речью оскорблённой и униженной девушки:

– Я сейчас же позвоню Алле Степановне и расскажу ей…

– Умоляю, всё что хотите… умоляю, – Даниил Львович находился в предынфарктном состоянии. – Хотите… право, даже не знаю, обидит вас это или… возьмите деньги, – он потупил взгляд. – Сколько скажете? Не обижайтесь! Это не подкуп… это знак доброй воли… в знак наших добрых отношений… ну, простите! – он заплакал ещё сильнее.

Катя пустила слезу, шмыгнула носом и промычала сквозь напиравший смех:

– Хотите унизить до конца бедную девушку?

– …!

– Молчите! Молчите… Но раз вы так, то я скажу. Да! Мне очень нужны деньги. У меня больна мать!

– Сколько? – хватаясь за соломинку, всхлипнул сексуально озабоченный профессор. – Сколько? – и, не дожидаясь ответа, потеряв бдительность, прямо на глазах у домработницы – сунул руку за картину, достал ключ и, не скрываясь, полез под аквариум в сейф.

Катя, искоса поглядывая за действиями немолодого ловеласа, сказала тихо и очень застенчиво:

– Пятьдесят… тысяч… рублей, – и нарочито громко всхлипнула.

– Конечно… вот, возьмите. Здесь семьдесят! Только… умоляю!

Это случилось за месяц до отъезда хозяев. И вот теперь, взяв ключ из заветного, но малозаметного тайника, домработница Катя направилась в кабинет к аквариуму. Она открыла тумбу во второй раз, и уже знала – где тайная замочная скважина. Первый раз, при оплате дивана, искала долго. Ключ был плоский с утолщённым концом и испещрён замысловатыми вырезами и углублениями. Он точно совпал по размерам с отверстием и провернулся легко и очень плавно. Дверь сейфа, толкаемая невидимой пружиной – медленно открылась. «Сейф!»

В нём было чем поживиться. В первый раз там лежало не много, и всё рублями. Сейчас же! Купюры исключительно по пятьсот евро, были аккуратно упакованы в банковский переплёт. Пачек было десять штук. «Это что же – полмиллиона?» – у Кати взмокло под грудью и защекотало в носу. Какие-то бумаги разных цветов, украшения хозяйки… «Ладно – потом разберусь». Она аккуратно сложила всё содержимое сейфа в приготовленную заранее большую матерчатую тёмно-серую сумку, закрыла сейф, стянула перчатки, сунула их в боковой кармашек той же сумки и стала переодеваться. Одежда была более чем странной. Добротное, но старушечье пальто с каракулевым воротом, заранее купленное, на толкучке, валеночки с модными, но всё же галошами, огромный пуховый серый платок, закрывавший почти всё лицо, и в довершение всего – очки с толстыми линзами. Сумку она подвязала под пальто спереди, но объёмное одеяние скрыло её наличие. Катя подошла к зеркалу, посмотрела на себя, перекрестилась, надела серые варежки, взяла палку – трость и вышла, предварительно изучив обстановку в дверной глазок. Входная дверь запиралась автоматически, мягко и без стука. Далее: на лифте. Затем, мимо консьержей и охраны, опустив голову, и шаркая по-старушечьи ногами, бубня что-то себе под нос, Катя вышла на улицу и доковыляла до можжевельника. Ландшафтный дизайн вокруг дома представлял собой широкую живую изгородь, в которой легко укрыться и переодеться. Старушечье пальто, платок и валенки она сложила в сумку с деньгами, огляделась по сторонам и как ни в чём не бывало – направилась к метро. Расчёт сработал. Её приняли за ненормальную актрису, с верхнего этажа, и не обратили внимания.

На съёмную квартиру воровка пришла к вечеру. Спрятала сумку с деньгами и украденными ценностями в раскладной, допотопный диван-кровать, предварительно достав из неё старушечьи вещи. Затем долго принимала контрастный душ, приводила себя в порядок, смывая остатки не до конца стёртого в кустах можжевельника маскировочного грима и успокаиваясь после проделанной рискованной операции. Ей представлялось, сделать это будет просто. Но на поверку вышло не так. Мелкая дрожь не унималась с момента выхода из квартиры. Всё время казалось – кто-то следит. Она с трудом заставляла себя не оглядываться каждое мгновение и к дому добралась абсолютно разбитая и опустошённая. Но совесть – не мучала. Однако была страшна возможность разоблачения. Мысли никак не приходили в порядок, хотя план вынашивался и разрабатывался не один день. «Что там теперь? Куда девать столько денег?» Расчёт был тысяч на четыреста рублей. Когда в первый раз она, с разрешения хозяйки, брала деньги, для оплаты дивана, там было четыреста. И то сумма для неё приличная. Но не такая! Вначале она ликовала. Потом тряслась от страха, молясь – только бы добраться домой. А теперь нервно соображала, что с этими деньгами делать? Оставить здесь? Найдут. Хозяева кинутся, заявят в полицию. Первой на подозрении будет она. Обыска не избежать. Обратиться к Кириллу? Глупо. Он больше испугается, чем она. А бумаги? Наверняка это акции какие-то. А бриллианты хозяйки! По плану её работы следовало завтра идти на квартиру хозяев и ждать представителя фирмы по чистке аквариумов. Сделать нужно будет всё для того, чтобы у него оказался ключ от сейфа в руках. Он оставит на нём отпечатки, и подозреваемых в краже будет уже двое. Помимо её – ещё и работник фирмы, обслуживающий аквариум. Поскольку свои отпечатки на ключе она не оставляла, работала в перчатках, а на сейфе естественно найдут отпечатки второго подозреваемого, который и не догадывается, что боковая стена тумбы и есть сейф, – заподозрят именно его. А он оставит отпечатки – факт! Он всегда там что-то крутит, продувает, прочищает. Деньги она перепрячет в тайнике, который заранее приготовила в подвале нежилого дома, в двух кварталах от съёмной квартиры. Там – тихо. Нет ни бомжей, ни пьяниц. Памятник архитектуры. Проход скрыт с улицы. В подвале – маленькая каморка. В ней – подпол. Небольшой. Размером с чемодан. Сантиметров сорок вглубь, и примерно таких же размеров в длину и ширину. Накрыт подпол фанерой, а сверху тонким металлическим ржавым листом. Долго Катя искала этот схрон. Пока случайно, прогуливаясь вечером, не забрела в этот дом. Сторож – с центрального входа. Никогда не выходит из своего убежища. Охранять особо нечего. Лаз во временном заборе очень узкий, незаметный. Катя, стройная и небольшая девушка, и то с трудом протискивается в него. Вот отойдёт от стресса и спрячет деньги. Хозяева ещё не скоро приедут. А там потихоньку – перетаскает в новое место… А куда? Пока не до конца решила. Домой к родителям – нельзя. Могут проверить. У профессора связи… Но к тому времени, когда вернутся Хомичи – наверное, придумает… Главное, чтобы не заподозрили. Приедут Хомичи – обязательно ей позвонят. Она же, после встречи с аквариумщиком, больше не пойдёт на квартиру. Цветы подвянут, факт. Но это один из пунктов её плана. Последним в квартире был – парень – аквариумщик. А она уйдёт в аптеку, оставив его одного. Больше не возвратится до приезда хозяев… Якобы «поплохело». Заболела и свалилась с гриппом – надолго. Потом осложнение. Врача не вызывала – прописки нет. Сама лечилась. Лекарств надо бы накупить и раскрывать пачки. План был наивный и сырой. Но Кате показался очень хорошим.