Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но действительно абсурдным делает замечание официантки тот факт, что Кэйси старше меня всего на тринадцать лет.
И все же мы играем отведенную нам роль.
— О, благодарю вас! — говорит Кэйси, прикладывая руку к груди с крайне польщенным видом.
— А, да, спасибо, — бормочу я, надеясь, что веду себя естественно для типичного подростка, которому приторные заявления по поводу сходства с матерью не слишком по нраву. Хотя, по правде говоря, при почти полном отсутствии личности Кэйси девушка симпатичная, и люди, считающие, что я на нее похожа, сами того не подозревая, мне льстят.
— О, что вы, не стоит благодарности, — говорит женщина с бейджиком, на котором написано «Привет, меня зовут Бесс». — Что вам предложить?
Я заказываю вегетарианский бургер и шоколадный коктейль; Мэйсон просит принести кофе и омлет по-испански; Кэйси выбирает яйцо вкрутую, подсушенный тост из пшеничной муки и ломтики дыни на десерт.
Сделав в блокноте соответствующую запись, Бесс уходит и возвращается с готовым заказом так быстро, что трудно даже представить себе, что за такое короткое время кто-то смог приготовить столько еды. Действуя так же энергично, она расставляет перед нами тарелки, разливает кофе и, достав из кармана бутылку с кетчупом, ставит ее на стол.
— Что-нибудь еще? — спрашивает она. Мы как по команде синхронно качаем головами, и Бесс скрывается в недрах закусочной.
Все молча принимаются за еду. Я набрасываюсь на бургер как человек, не евший по крайней мере неделю, размышляя над тем, не добавили ли ученые из центральной лаборатории в состав «Воскрешения», наряду с седативными препаратами, какое-нибудь снадобье, ускоряющее обмен веществ. Конечно, это глупость, поэтому к Мэйсону за разъяснениями на сей счет я не обращаюсь. Но на тарелках, стоящих перед Мэйсоном и Кэйси, все еще полно еды, тогда как на моей практически пусто и осталось разве что вылизать ее до блеска.
— Так почему мы едем именно в Омаху? — спрашиваю я Мэйсона, пробующего омлет. Слежу за выражением его лица, вернее, наблюдаю за работой мышц, сжимающих и разжимающих мерно жующие челюсти. Прежде чем ответить, Мэйсон тщательно прожевывает пищу.
— Это один из его любимых городов, — говорит он, намекая на руководителя проекта «Воскрешение», нацеленного на возвращение людей с того света. Поскольку этого человека практически никто никогда не видел, он заслужил прозвище Бог.
— И за что он его так любит?
— За то, что там тихо, я полагаю. Скромный город. Не большой, но и не маленький. Серьезные события, о которых говорят в новостях, случаются редко. Дружелюбное население. В меру гентрифицированный. Тебе известно, что это значит?
Я закатываю глаза.
— Словом, он отлично подходит тем, кто вынужден жить под прикрытием. Если, конечно…
— Если что? — спрашиваю я.
Прежде чем ответить, Мэйсон оглядывается.
— Если, конечно, не произойдет что-то непредвиденное, — говорит он вполголоса.
— Я не специально это сделала, ты же знаешь, — говорю я так же тихо.
— Как всегда, — соглашается Мэйсон, глядя мне в глаза, — но и шприца с эпинефрином у тебя с собой не было.
— Да, забыла, — быстро отвечаю я.
Это не совсем так.
По правде говоря, я слишком долго выбирала, что бы такое надеть, и на то, чтобы уложить волосы с хотя бы каким-нибудь намеком на стиль, осталось не более пяти минут. В школу пришлось мчаться на всех парах, и я вспомнила о шприце с эпинефрином, при помощи которого мне, очевидно, удалось бы спасти жизнь, только пробежав полквартала. Я могла вернуться за шприцем, не опоздав на уроки, время еще оставалось, но почему-то решила этого не делать.
Мэйсон, которого учили распознавать, когда человек лжет, смотрит на меня, прищурившись. Полагаю, Кэйси делает то же самое, но на нее я не смотрю. На несколько секунд меня охватывает абсолютная уверенность в том, что он вот-вот скажет мне, что я лгу, но Мэйсон, слава богу, продолжает:
— Дэйзи, я думаю, ты должна знать, что на этот раз мы едва сумели вернуть тебя, — говорит он так тихо, что мне приходится чуть ли не читать по губам. Он никогда не пытается подсластить пилюлю — я к этому привыкла, потому что относится ко мне как к партнеру, а не как к дочери. Однако мысль о том, что я могла умереть на самом деле, оказывается для меня неожиданной.
— Что, состав в ампуле был испорченный?
— Нет, с ним все в порядке, — говорит Мэйсон. — Дело в… тебе.
— В какой-то момент он констатировал смерть, — говорит Кэйси.
Я в ошеломлении смотрю на нее, потом снова перевожу взгляд на Мэйсона.
— Серьезно?
— Было очень неприятно, — кивает он.
На мгновение в его зеленых глазах появляется намек на какие-то чувства; похоже, он тревожится за меня. Немного подумав, я прихожу к выводу, кажущемуся мне разумным.
— Но, раз уж у вас получилось, значит, все нормально.
— А в следующий раз может и не получиться, — возражает Мэйсон. — Я просто советую тебе быть осторожней. Помнишь Чейза?
Вспомнив, о чем говорит Мэйсон, я холодею: семь лет назад после катастрофы пассажирского автобуса, с которой все началось, Чейз Роджерс неожиданно, без видимых причин, снова умер. Его воскресили еще раз, но, рассказывал Мэйсон, у него развился иммунитет к составу. После чего он опять умер, на этот раз навсегда.
— Со мной так не будет, — говорю я тихо.
К столику подходит Бесс со счетом, и разговор на время прекращается.
— Нет, я не такая, — снова говорю я, когда официантка уходит.
— Надеюсь, нет, — отвечает Мэйсон, глядя мне в глаза. — Но будь осторожнее, ладно?
— Ладно, — соглашаюсь я.
За соседний столик садятся люди, и обсуждение приходится прекратить, по крайней мере на время.
— Ну что, мои прекрасные дамы окончили трапезу? — громко, чтобы слышали соседи, спрашивает Мэйсон. Мамаша за соседним столиком вздыхает: Мэйсон, когда он этого хочет, может быть обворожительным.
На тарелке не осталось ничего, кроме колечек лука, пары поникших листьев салата и огрызка маринованного огурца.
— Ага… все, — говорю я, снова входя в роль пресыщенного подростка.
— Я тоже все, — подтверждает Кэйси, хлопая себя по плоскому животу, — сыта по горло.
— Отлично, — говорит Мэйсон, — тогда пошли.
Подойдя к стойке, наблюдаю, как Мэйсон расплачивается, а Кэйси тем временем приглаживает мои длинные волосы с отстраненным видом усталой, но заботливой мамы. При этом она смотрит на меня с такой неподдельной любовью, что я, закатив глаза, отвожу ее руку.
Оставив пять долларов на чай Бесс, Мэйсон открывает дверь с табличкой «Выход», пробудив батарею дверных колокольчиков, и придерживает ее, пропуская вперед жену и дочь. На стоянке, где нас могут видеть из окон другие посетители, я, потупившись, семеню в трех шагах позади родителей, держащихся за руки. Кэйси смеется, хотя повода никакого нет.