Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не понимаю, о чем вы говорите, Наталья Ивановна, – нейтрально сказал я. – В будущих выпусках у нас планируется серия материалов о разных людях, и я хотел бы, чтобы вы стали героиней моей статьи.
– О, с какой это стати? – удивилась бабушка. – Я что, актриса какая-то? Или передовик производства?
– Вы меня, наверное, не помните, – я улыбнулся и продолжил. Улыбку по телефону не видно, зато хорошо слышно. – Я лежал в больнице в отделении, где вы работаете. В шинниках. И вы меня совершенно очаровали своим неподражаемым образом. И я понял, что вы лучше любой актрисы. И предложил редактору идею написать про обычных людей. Так что вы моя муза, Наталья Ивановна.
– Да вы льстец, как я посмотрю, – усмехнулась бабушка.
– Давайте встретимся и поговорим, – предложил я. – Например, сегодня часиков в семь в кафе «Сказка» на Профинтерна. Кофе и мороженое с меня.
– Вы назначаете мне свидание, юноша? – голос бабушки зазвучал кокетливо.
– Именно! – я засмеялся. – Вы же не откажете вашему поклоннику в удовольствии провести с вами один вечер?
– Значит, кофе и мороженое... – бабушка задумчиво хмыкнула.
– Я бы предложил поход в ресторан, но увы, я всего лишь начинающий молодой специалист, и на ресторан у меня нет денег, – доверительно признался я.
– В семь часов? – уточнила бабушка.
– Ровно в семь я буду вас ждать, Наталья Ивановна! – отчеканил я.
Бабушка театрально засмеялась, потом в трубке запищали короткие гудки. Я повернулся к остальным своим коллегам, которые, ожидаемо молчали и слушали внимательно мой разговор.
– Ах, как удобно! – рассмеялась Даша. – Эдик, признавайся, ты тоже так девушкам мозги пудришь?
– Я?! – громогласно возмутился он. – Да ни в жизнь! Чтобы я врал девушке, что собираюсь писать про нее статью...
– Ой, не отпирайся, у тебя на лбу написано, что ты именно так и делаешь! – Даша дурашливо толкнула Эдика в плечо. – Вот такенными буквами. Как вывеска гостиницы «Новокиневск».
– Так, ребята, хорошо с вами, но у меня дела! – сказал я, наводя порядок на своем столе. Письмо на фирменном бланке московской психиатрической лечебницы спрятал в карман. А рабочую тетрадь с заметками и идеями оставил. Федор Олегович, кажется, имеет обыкновение в мои заметки подглядывать, вот я и оставил там для него послание. Даже парочку. Одно неприличное, другое проверочное. Вот и посмотрим, в пушку у него рыльце или нет.
В ленинской комнате образцовой комсомолки Гали не оказалось. Странно, уже почти два часа дня, должна была вернуться с обеда. И спросить не у кого... Я заглянул в профком, но там тоже никого не оказалось, кроме секретарши, которая на мой законный вопрос: «А где все?» только покачала своей высокой прической из стороны в сторону. Ясно, она занята, конец года, отчеты-подотчеты, и прочая бюрократическая мишура. Без блеска, зато всем достанется. Я вышел в коридор и пошел искать.
Заглянул в столовую для начала, мало ли, вдруг еще обедает.
Поднялся в курилку в галерее. Но там сидела только компашка мужиков из планового отдела и обсуждала вчерашний матч не то по футболу, не то по хоккею. Разбираться не стал.
Галю я нашел в актовом зале.
Как и председателя профокома. Там вовсю кипела бурная деятельность – в центре уже стояла высоченная елка, а рабочие на стремянке развешивали на ней миниатюрные копии шин на красных бантах.
«С Новым 1981 годом, дорогие заводчане!» – гласили белые буквы на красном полотнище, растянутом над сценой.
– ...поощрять безответственность и безалаберность, – гнусавил профорг, который сегодня был похож на снулый баклажан еще больше, чем обычно.
– По-вашему, ответственность – это сидеть на стуле с протокольным лицом, да? – щеки Гали полыхали, а глаза метали молнии. Будь они настоящими, от председателя профкома осталась бы кучка пепла.
– А что тогда такое алаберность? – спросил я. – Привет, Галя. Здравствуйте, Вячеслав Климович.
– Он собирается превратить новогодний праздник в скучное собрание, – в голосе Гали зазвучали слезы. – А это же праздник! Надо, чтобы люди расслабились, потанцевали, выпили шампанского в конце концов.
– Вот пусть они дома свое шампанское и пьют, – унылым тоном заявил председатель профкома. – А на заводе новый год – это прежде всего подведение итогов.
– А что прикажете делать с творческими коллективами, которые мы пригласили? – тонкие ноздри Гали раздувались. – Вячеслав Климович, в конце концов у нас мероприятие во Дворце Культуры! Куль-ту-ры, понимаете? А не собраний...
– Галя, я уже сказал, что... – Вячеслав Климович вздохнул.
– А совместить никак? – спросил я с видом наивного юноши, только что спустившегося с горного пастбища. – Ну, скажем, первая половина мероприятия – это подведение итогов, а вторая – танцы и творческие коллективы. А?
– Так, молодой человек... – он посмотрел на меня, силясь вспомнить, как меня зовут. Видимо, память в его баклажановых мозгах была короткая. Хотя вряд ли, прекрасно этот хрен меня помнит.
– Иван Алексеевич, – любезно подсказал я.
– Иван... Алексеевич... – он шумно выдохнул. – Я понимаю, новогодние елки для детей. Мы их проводим в нашем Дворце Культуры. Но что еще за елка для взрослых? Что придумали-то?
– Но мероприятие же в директор утвердил! – сказала Галя и помахала тоненькой пачкой листков в своей руке.
– Вот что, Галя, вы, пожалуйста, успокойтесь, – председатель профкома посмотрел на Галю с укоризной. «Чем-то на осьминога еще смахивает, вот что», – подумал я. – Водички попейте. И перестаньте тут устраивать мне сцены. Иначе я поставлю вопрос о том, годитесь ли вы вообще для общественной работы.
– Ах... – Галя от возмущения задохнулась.
– Донесите, пожалуйста до начальников цехов и отделов, что им нужно будет подготовить выступление по итогам. Минут по пятнадцать.
– Но это же... Мы же... – на глаза Гали навернулись слезы.
– Мы все сделаем, Вячеслав Климович! – бодро заверил я, ухватил комсорга за рукав и потащил к выходу из зала.
– Да куда ты меня тащишь, Ваня?! – возмутилась она. – Я же еще не...
– Все отлично, пойдем! – прошептал я и приобнял ее за талию.
– Но что я скажу ребятам? – губы Гали задрожали.
– Ты только не плачь, – я склонился к ее уху и зашептал. – Говорю же, у меня идея. Ты смотрела «Карнавальную ночь»?
– Ну