Затрещали на крепких зубах кости, полетела в пламя оторванная голова.

– Хорошо-то хорошо… – вздохнул сидевший рядом с Иваром бонд из долины Наумудаль, что заглянул на огонек. – Да только зиму эту мы едва пережили… Таких морозов я не помню, хоть и прожил немало. Земля до сих пор как камень, хотя снег уже сошел.

Наумудаль расположен на самом севере Трандхейма, на границе с Халогаландом, но сильные холода и там редкость, за ними надо отправляться дальше вдоль берега, куда-нибудь в Финмёрк, где зимой не восходит солнце, а море порой закрывают сплошные льды толщиной в человеческий рост.

– Ничего, оттает, – сказал Ивар.

– Оттает-то оттает, да только поздно, – проворчал бонд. – Сам знаешь, что у нас лето короткое. Чуток опоздал, можно и не сеять – не вызреет. Да и скотина жира нагулять не успеет. Второй год уже так, видит хозяин Ноатуна, его милостью только и спасаемся.

С другой стороны костра, где пили пиво простые воины, донесся взрыв хохота – похоже, Нерейд закончил рассказывать одну из историй, от которых надрывали животы даже самые мрачные викинги.

– Не понял, как это, – донесся мощный голос Кари. – Почему сползла?

На этот раз заржали еще громче, кто-то не выдержал, свалился на спину и задрыгал ногами.

– У нас морозов не было, зато волки, – сказал покончивший с селедкой Флоси. – Представляешь, среди бела дня по улицам Стикластадира разгуливали? Сколько народу задрали, и не только детей или стариков, а и кое-кого из мужчин. А на востоке, в Ямталанде, с ними еще хуже, я слышал.

– Да, неладно что-то в датской земле, – пробормотал Торстейн Молот, морской конунг, хозяин драккара, замеченного Иваром еще днем.

Сам родом с юга, из Согна, и на тинге оказался лишь потому, что вынужденно зазимовал в Трандхейм-фьорде. Не успел увести корабль на родину и решил заглянуть во Фросту, поучаствовать в одной из тяжб, что будет разбираться завтра.

– А там что? – Флоси рыгнул, потянулся к бочонку, чьи бока лоснились в свете костра.

– Это я так, к слову, – Торстейн почесал светлую макушку. – Хотя конунги в Хлейдре последнее время меняются чаще, чем погода на море, за последние два года их было уже три…

Огненный Мох встряхнул бочонком, и Ивар подставил кружку.

Пили они давно, пиво развязало языки, отогнало усталость, но не принесло веселья. Слишком уж дурные вести приходили со всех сторон – в Конунгахелле пожар, в Рогаланде и Эйстридалире на людей нападали тролли, чего не случалось очень много лет, у побережья бушевали бури, хотя им пора бы закончиться.

Зима в долине реки Гауль, где находилась усадьба Ивара, прошла спокойно, разве что снега были уж слишком обильными, и поэтому реки вздулись куда сильнее, чем обычно.

– Нужно принести жертвы богам, – сказал бонд из Наумудаля, – и не такие, как обычно, а по завету предков.

– Человеческие? – спросил Ивар. – Думаешь, помогут?

– Конечно, – бонд убежденно затряс головой, и одобрительно заворчал Торстейн Молот.

Ивар вовсе не был уверен, что если убить во славу Одина девять рабов из разных племен и девять животных всякого вида, то напасти мгновенно прекратятся. Он видел страны, где людская кровь потоками текла на жертвенники, да вот только тамошние обитатели жили ничуть не лучше, чем в Северных Землях.

– Всех асов не забудем, – продолжал распинаться бонд. – Один и Фригг, Тора и нашего отца Хеймдалля, Фрейю и Фрейра, и тогда отгонят они беду от нас, уберегут от несчастий.

– Да ерунда это, – Флоси махнул ручищей. – На Асгард надейся, а сам не плошай, видали мы времена и похуже…

Вот тут Ивар подумал, что Огненный Мох привирает – последние три года выдались очень трудными, рыба не шла в сети, поля родили плохо, обвалы, бури и пожары случались там, где их ранее никогда не видели, и раздоры царили меж людей, словно и вправду наступил час Рагнарёка.

Обычные жертвы не помогали, асы не отвечали на воззвания жрецов, и даже руны не давали ответа, что же происходит.

– И увидим похуже, – сказал он. – Вот придет «великанская зима»… а пока наливай!

Одно ясно – нечего слезы лить и горевать раньше времени, пока ты жив, есть шансы исправить все, что угодно, и неважно, самому ли, с помощью соратников или богов.

– Вот это дело! – широкая физиономия Флоси расплылась в ухмылке. – Эй, парни, подставляй кружки!

Сыновья Ивара пили и говорили мало, больше слушали, и по сторонам глазели. Видно было, что Младшему хочется пива, и лучше бочонок в одно рыло, но он в присутствии отца сдерживался.

Гелмир же и вовсе хмельного не любил.

– Парни подождут! – вмешался Торстейн. – Давай сначала мне, а то в глотке пересохло…

С другой стороны костра донесся восторженный рев – Нерейд хитро поддел кого-то из людей Флоси, тот сидел красный, словно вареный рак, зато остальные потешались вовсю.

Открыв глаза, Ивар обнаружил над собой неровный потолок землянки.

Судя по пробивавшемуся через дымоход свету, солнце давно взошло, снаружи доносились возбужденные голоса. Башка трещала, но не сильно, в животе ворочалось нечто склизкое, будто там поселились лягушки и дружно метали икру. Завершение вчерашнего вечера терялось в пивном тумане, помнилось только, что вместе с Флоси отмечали в гостях завершение какой-то тяжбы…

Тинг закончился, сегодня отплывать домой.

– Проснулся, конунг? – донесся ехидный голос Нерейда. – Ну ты дал вчера жару, я аж обзавидовался.

– Да? – Ивар с трудом сел, в животе квакнуло, а башка закружилась так, что перед глазами потемнело.

Придя в себя, обнаружил, что в землянке, помимо Болтуна, сидят Ингьяльд, Кари и двое сыновей, и что все смотрят с неодобрением, словно он вчера помочился на столб Тора.

– Ага, – Нерейд заухмылялся, мелькнула щербина на месте одного из зубов. – Драться лез с этим, толстым с востока, едва тебя оттащили, потом орал, что немедленно в Миклагард поплывешь, к тамошней императрице…

Ивар смущенно закряхтел.

И вправду уже – сорок лет почти, в шевелюре немало седины, четверо сыновей, внуки скоро будут, а напился, точно глупый юнец, и счастье еще, если вчера не обидел кого-нибудь всерьез.

– И что, толстый виру требует? – спросил он.

– Да не, рад, что жив остался, – сообщил Нерейд. – Будет всем теперь хвастаться, да не один год, что с самим Ловкачом на кулачках переведался, и ничего, даже морду не расквасили…

– Это да, – Ивар глянул на сыновей. – Так, вы дуйте на корабль. Берите остальных, и командуйте погрузку. Мы тут тоже… потихоньку соберемся, с побратимом надо проститься, и можно в море выходить…

Младший и Гелмир поднялись, выбрались из землянки, и только после этого Ивар взял стоявший у лежанки кувшин, припал к горлышку. Когда поставил на место, рубаха на груди осталась мокрой, капли повисли на подбородке, но зато в брюхе стало легче, и голова прояснилась.