Пить стало очень сложно, а ведь у него было еще целых двадцать четыре часа на пьянку.

Джей Ти медленно повернулся на бок и обнаружил, что у него еще остались руки и какая-то часть сквашенного мозга. Он крепко зажмурил глаза, и за веками возникли туманные образы. Когда-то он был чемпионом по плаванию и по стрельбе. Он хорошо помнил приветственный запах хлорки в бассейне и приятную тяжесть орехового приклада винтовки. Он был десантником с «врожденным талантом и массой потенциала», прежде чем его отправили в отставку.

После Корпуса морских пехотинцев пришел черед образу наемника. В этом качестве Джей Ти выполнял задания, о которых никогда никому не рассказывал, иначе ему пришлось бы убить своих слушателей. Следующий образ был более размытым, со все еще острыми краями, как будто даже после четырех дней «неразбавленной текилы» мог причинить боль. Джей Ти опять был в Штатах, рядом стояла Рейчел, и он был ее мужем. Опустив глаза, он увидел маленького мальчика, вцепившегося ему в руку, – Джей Ти был его отцом.

А сейчас он был алкашом.

Появился его слуга, Фредди, который забрал у него из рук фотографию и положил ее в сейф, где она и будет дожидаться следующего сентября.

– Как вы себя чувствуете, сэр?

– Что?

В комнату заползла его игуана, волоча свой четырехфутовый хвост по полу, выложенному красной плиткой.

«Тревога! Годзилла атакует!» – закричала текила у него в крови. Другая, вменяемая, часть его мозга прошептала иссушенными, резиновыми губами:

– Глаг, уматывай. Я серьезно.

Глаг демонстративно проигнорировал его и удобно устроился в солнечном луче, который падал в комнату сквозь жалюзи. Джей Ти любил Глага.

– Воды, сэр? – терпеливо спросил Фредди.

– Какой сегодня день?

– Тринадцатое, сэр.

– Тогда тащи еще одну «Маргариту»[8].

Где-то вдали послышался телефонный звонок. Этот звук заставил Джей Ти застонать, а когда у звонка хватило наглости прозвенеть еще раз, мужчина с трудом выполз на патио, чтобы больше его не слышать.

Солнце мгновенно попыталось пригвоздить его к земле. Поднявшись на нетвердые ноги, Джей Ти приоткрыл глаза – из его пор испарялась чистая текила.

Сухая жара, говорили ему, когда он переезжал в Аризону. Да жарко, но жара сухая… Дерьмо. Сто двадцать градусов[9]– это все-таки сто двадцать градусов. Нормальный человек при такой температуре жить не может.

Джей Ти достаточно много времени провел в джунглях – там он притворялся, что не замечает пота, лившегося с него градом, и вони, исходившей от его тела. Он научился не обращать на них внимания. А если это не удавалось, то равнодушно вдыхал эти ароматы. Сейчас джунгли были внутри его самого. Иногда, когда он вспоминал вирджинскую плантацию и своего отца, сидящего во главе стола в полной форме «зеленого берета», в брюках, заправленных в высокие сверкающие черные ботинки для парашютистов, со швами на рубашке отглаженными так, что о них можно было порезаться, со значками и медалями, покрывающими всю грудь, эти джунгли начинали стучать у него в висках.

И тогда Джей Ти начинал смеяться. Это был ценный урок, который преподал ему его отец. Женщины плачут – мужчины смеются. Нытики стонут – мужчины смеются. Слабаки жалуются – мужчины смеются.

Когда Марион позвонила ему, чтобы сказать, что полковник умирает от рака простаты, Джей Ти хохотал так, что уронил телефон.

На пороге появился Фредди – в своем отглаженном легком костюме изо льна он выглядел очень строго.

– Телефон, сэр.

– А сейчас все еще тринадцатое?

– Да, сэр.

– Тогда скажи им, чтобы убирались.

– Это Винсент, сэр, – произнес Фредди, не сдвинувшись с места. – Он звонит уже четвертый раз. Говорит, что это важно.

Джей Ти уселся на помосте и опустил руку в бассейн. Почти всю свою жизнь он мечтал о таком бассейне. Сейчас он его почти ненавидел.

– Сэр?

– У Винсента все всегда важно.

– Он отказывается вешать трубку, сэр. – Фредди поставил аппарат на патио. Его возмущенное фырканье ясно показало, что он думает о Винсенте.

Джей Ти перекатился на спину. Ни Фредди, ни телефон не исчезали.

– Я ушел на покой, чувак, – проворчал он в трубку.

– Да неужели, старик? – Громкий голос Винсента заставил Джей Ти схватиться за голову. – У меня есть для тебя настоящее дело, Диллон. Как раз в твоем вкусе.

– Сегодня тринадцатое.

– На этой половине земного шара.

– Я не отвечаю на звонки тринадцатого. А на твои звонки я не отвечаю вообще никогда. Я ушел на покой.

– Диллон, послушай, как только ты услышишь сумму…

– Мне не нужны деньги.

– Деньги нужны всем.

– А мне не нужны. И дела твои – тоже. Я закончил. Привет.

– Эй, эй, эй! Секундочку! Послушай, Джей Ти, выслушай меня, хотя бы ради нашего прошлого. Послушай, я встретился с этой женщиной. Она просто потрясающая…

– Так хороша в постели?

– Я не об этом…

– Наверняка блондинка. Ты всегда западал на блондинок.

– Джей Ти, старичок, не разыгрывай из себя задницу. Я бы не стал тебе звонить просто так – я знаю, что ты вышел из игры. Но этой женщине нужна помощь. Ей действительно нужна помощь.

– Правда? Тогда возьми телефонный справочник, найди там телефон святого Иуды[10], позвони, и если тебе кто-то ответит, то сообщи мне; может быть, в будущем пригодится. А теперь – пока.

– Джей Ти…

– Отвали.

Он повесил трубку. Фредди все еще стоял в комнате. На его верхней губе были видны капельки пота. Диллон покачал головой.

– О чем ты так беспокоишься? – напал он на своего слугу. – Что я соглашусь? Что откажусь от всего этого ради сорокасекундного выброса адреналина? Фредди, я думал, что мы лучше знаем друг друга.

– Я принесу вам «Маргариту», сэр.

– Давай, тащи. Ты меня хорошо понимаешь.

Джей Ти прижал голову к прохладному патио. Солнце прожигало ему веки до тех пор, пока перед глазами у него не появились красные зигзаги.

Фредди появился со стаканом, край которого был измазан солью, и поставил его рядом с головой своего хозяина.