– Нет, не множество, – вдруг резко перебила его Манелла, – только одну женщину.

– Одну? Тебя?

Она вздохнула и нетерпеливо дёрнулась.

– О нет! Не меня. Иностранку.

Он посмотрел на неё с интересом.

– Больную?

– Может быть. Я не знаю. У неё золотые волосы.

Он выказал неприязнь.

– Ужасно! Этого уже вполне достаточно! Могу себе представить её: кашляющее, умирающее существо в соломенном парике. Да уж! Ты бы лучше шла обслуживать её. Я получу всё нужное мне самое меньшее через пару дней. – Он сел и взял в руки свой блокнот. Она отвернулась.

– Погоди минутку, Манелла!

Она подчинилась.

– Золотые волосы, говоришь?

Она кивнула.

– Молодая или пожилая?

– Трудно сказать, – и Манелла мечтательно поглядела на темнеющее небо. – Сегодня нет пожилых людей, или это мне так кажется.

– Она больна?

– Не думаю. Выглядит она вполне здоровой. Приехала в «Плазу» только вчера.

– Что ж! доброй ночи, Манелла! И если ты хочешь узнать обо мне больше, то я скажу тебе вот что: нет ничего в мире, что я так сильно ненавидел бы, как женщину с золотыми волосами! Вот так!

Она поглядела на него, удивлённая таким жестоким тоном. Он поднял вверх палец:

– Факт! – сказал он. – Факт, как гвоздь! Женщина с золотыми волосами – это демон, ведьма, зло и проклятие! Так всегда было и будет! Доброй ночи!

Но Манелла в задумчивости остановилась.

– Она похожа на ведьму, – проговорила она медленно. – На одну из тех, что рисуют на сказочных картинках, – низенькая и светлая. Очень маленькая – я бы могла унести её на руках!

– На твоём месте я бы не стал пытаться, – отвечал он с видимым нетерпением. – Уходи прочь! Доброй ночи!

Она бросила на него один долгий взгляд, потом, резко повернувшись, схватила свой пустой бидон и бросилась бежать вниз по холму.

Покинутый ею мужчина издал глубокий и длинный вздох, выражавший огромное облегчение. Быстро наступал вечер, и пурпурная тьма окутала его своим тёплым, плотным мраком. Он сидел, задумавшись, глаза смотрели на восток, где последние очертания огромного дневного облака утаскивали за собой через пространство прозрачные нити пушистого чёрного цвета. Его фигура, казалось, постепенно растаяла в наступившей ночи, так что почти стала её частью, и тишина вокруг внушала некий страх своей неощутимой тяжестью. Можно было подумать, что посреди такого крайнего одиночества человеческий дух подсознательно потянется к движению, к какой-то деятельности, чтобы стряхнуть с себя коварную подавленность, которая пробиралась в воздухе, как ползучая тень, но одинокое существо, сидевшее словно арийский идол с руками на коленях и опущенным вперёд лицом, не имело намерения шевелиться. Его ум работал, и он полубессознательно высказывал свои мысли вслух:

– Неужели мы снова возвратились на то же место? – сказал он, словно вопрошая какого-то невидимого собеседника. – Должны ли мы воскликнуть «привал!» в миллионный раз? Или мы можем идти вперёд? Смеем ли мы? Если мы в самом деле раскроем тайну, закутанную как мельчайшие частички ядра электрона, то что тогда? Будет ли это хорошо или плохо? Сочтём ли мы стоящим продолжать жить здесь, ничего не делая? Когда ничто не способно озадачить нас или заставить трудиться? Без болезней будем ли мы ценить здоровье? Без печали поймём ли радость?

Внезапная белизна растеклась по тёмному ландшафту, и полная луна прыгнула к краю удалявшегося облака. Её восход был скрыт в плывущем пушистом чёрном тумане, и её серебро засияло, проникая сквозь тьму, сверкая над землёй с удивительной резкостью. Мужчина поднял глаза.

– Можно подумать, что это для усиления эффекта! – сказал он вслух. – Если бы луна была богиней Синтией, возлюбленной Эндимиона, то, как женщина и божество в порыве тщеславия, она, конечно, точно так и сделала бы для эффектности! Но как обстоят дела…

Здесь он замолчал – инстинктивное чувство предупредило его о том, что кто-то за ним наблюдал, и он быстро повернул голову. На склоне холма, где прежде стояла Манелла, теперь находилась фигура, белая, как сам лунный свет, изящно очерченная на тёмном фоне. Она, казалось, балансировала над землёй, как только что легко спустившаяся с неба птица; в неподвижном воздухе её одежды казались сплошными складками, обёрнутыми вокруг неё, как лепестки нераскрытого цветка магнолии. Когда он смотрел, она, скользя, приблизилась к нему по воздуху с лёгкостью воздушного пузыря, и сильное сияние огромной луны высветило лицо женщины, бледное в лунном свете; и она остановилась в волнах волос, которые развивались назад и спадали свободными волнистыми локонами, как сияющая змея, постепенно теряясь в складках завесы тумана. Он поднялся, чтобы встретить приближавшийся призрак.

– Сплошные эффекты! – сказал он. – Прекрасно придуманные и весьма стоящие тебя! Всё ради эффектности!

Смех, звонкий и холодный, как колокольчик морозной ночью, прозвучал в тишине.

– Почему ты убегаешь от меня?

Он ответил сразу и резко:

– Потому что я устал от тебя!

Она снова рассмеялась. Странный белый эльф, каким она казалась в лучах лунного света, при этом она была женщиной до мозга костей, и презрительное движение её маленькой поднятой головки ясно выражало её крайнее безразличие к этому ответу.

– Я последовала за тобой, – сказала она. – Я знала, что должна найти тебя! Что ты делаешь здесь, наверху? Притворяешься больным?

– Именно! «Притворство» – мой конёк, так же как и твой. Мне приходится притворяться, чтобы быть настоящим.

– Парадоксально, как всегда! – пожала она плечами. – Так или иначе, ты выбрал отличное убежище. Здесь, наверху, так красиво – гораздо лучше, чем в «Плазе».

– Автомобили и всё такое! – сказал он насмешливо. – А сколько слуг? Сколько коробок со сколькими платьями?

Она снова рассмеялась.

– Это не твоё дело! – отвечала она. – Я сама себе хозяйка.

– Тем более жаль! – парировал он.

Они стояли лицом к лицу. Луна теперь высоко висела в небе, излучая яркий дождь серебра на всю видимую ширь дикой страны, и две их фигуры казались просто тёмными силуэтами, наполовину утопавшими в жемчужном блеске.

– Стоило преодолеть все эти длинные мили, чтобы увидеть это! – заявила она, раскидывая руки в восхищённом жесте. – Ох, прекрасная большая луна Калифорнии! Я рада, что приехала!

Он молчал.

– А ты не рад! – продолжила она. – Ты, увалень в бегах, и луна тебе ни о чём не говорит!

– Не говорит, потому что нечего говорить, – ответил он нетерпеливо. – Эта мёртвая, бессердечная планета – простая раковина от потухших вулканов, где когда-то бушевало пламя, а её свет – не что иное, как отражение солнца на её выжженной поверхности. Как и ты!